|
|
|
Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей »
Книга первая. Европейский нигилизм |
|
12. |
[Падение космологических ценностей] |
| |
A
Нигилизм как психологическое состояние должен будет наступить, во-первых, после поисков во всем совершающемся «смысла», которого в нем нет: ищущий в конце концов падает духом. Нигилизм является тогда осознанием долгого расточения сил, мукой «тщетности», неуверенностью, отсутствием возможности как-нибудь отдохнуть, на чем-нибудь еще успокоиться — стыдом перед самим собою, как будто самого себя слишком долго обманывал... Искомый смысл мог бы заключаться в следующем: «Осуществление» некоего высшего нравственного канона во всем совершающемся, нравственный миропорядок или рост любви и гармонии в отношениях живых существ; или приближение к состоянию всеобщего счастья или хотя бы устремление к состоянию всеобщего «ничто» — цель сама по себе есть уже некоторый смысл. Общее всем этим родам представлений — положение, что нечто должно быть достигнуто самим процессом: — и вот наступает сознание, что становлением ничего не достигается, ничего не обретается... Следовательно разочарование в кажущейся цели становления как причина нигилизма: разочарование по отношению к вполне определенной цели или вообще сознание несостоятельности всех доныне существующих гипотез цели, обнимающих собой весь путь «развития» (человек более не сотрудник и менее всего средоточие всякого становления).
|
|
| |
Нигилизм как психологическое состояние наступает, во-вторых, тогда, когда во всем совершающемся и подо всем совершающимся предполагается некая цельность, система, даже организация: так что душа, жаждущая восхищения, благоговения, упивается общим представлением некоторой высшей формы власти и управления ( — если это душа логика, то достаточно уже абсолютной последовательности и реальной диалектики, чтобы примирить ее со всем...). Какое-либо единство, какая-либо форма «монизма»: и как последствие этой веры — человек, чувствующий себя в тесной связи и глубокой зависимости от некоего бесконечно превышающего его целого — как modus1 божества... «Благо целого требует самопожертвования отдельного»... и вдруг — такого «целого» нет! В сущности человек теряет веру в свою ценность, если через него не действует бесконечно ценное целое: иначе говоря, он создал такое целое, чтобы иметь возможность веровать в свою собственную ценность.
|
|
| |
Нигилизм как психологическое состояние имеет еще третью и последнюю форму. Если принять те два положения, что путем становления ничего не достигается и что под всем становлением нет такого великого единства, в котором индивид мог бы окончательно потонуть, как в стихии высшей ценности, то единственным исходом остается возможность осудить весь этот мир становления как марево и измыслить в качестве истинного мира новый мир, потусторонний нашему. Но как только человек распознает, что этот новый мир создан им только из психологических потребностей и что он на это не имел решительно никакого права, возникает последняя форма нигилизма, заключающая в себе неверие в метафизический мир, запрещающая себе веру в истинный мир. С этой точки зрения реальность становления признается единственной реальностью и воспрещаются всякого рода окольные пути к скрытым мирам и ложным божествам, но, с другой стороны, этот мир, отрицать который уже более не хотят, становится невыносимым...
|
|
| |
— Что же в сущности произошло? Сознание отсутствия всякой ценности было достигнуто, когда стало ясным, что ни понятием «цели», ни понятием «единства», ни понятием «истины» не может быть истолкован общий характер бытия. Ничего этим не достигается и не приобретается; недостает всеобъемлющего единства во множестве совершающегося: характер бытия не «истинен», — а ложен... в конце концов нет более основания убеждать себя в бытии истинного мира... Коротко говоря: категории «цели», «единства», «бытия», посредством которых мы сообщили миру ценность, снова изъемлются нами — и мир кажется обесцененным...
|
| |
B
Положим, мы осознали, в какой мере нельзя более истолковывать мир посредством этих трех категорий и что вслед за этим признанием мир начинает утрачивать для нас свою ценность, — в таком случае мы должны спросить себя, откуда берет начало наша вера в эти три категории: — попытаемся, нельзя ли отказать и им в нашем доверии. Если нам удастся обесценить эти три категории, то доказанная неприложимость их к целому перестанет быть основанием к тому, чтобы обесценивать это целое.
|
|
| |
— Результат: вера в категории разума есть причина нигилизма, — мы измеряли ценность мира категориями, которые относятся к чисто вымышленному миру.
|
|
| |
— Конечный результат: все ценности, посредством которых мы доныне сначала пытались сообщить миру ценность, а затем в виду их неприменимости к нему обесценивали его — все эти ценности, рассматриваемые психологически, суть результаты определенных утилитарных перспектив, имеющих в виду поддержание и усиление идеи человеческой власти, и только ложно проецированы нами в существо вещей. Это все та же гиперболическая наивность человека: полагать себя смыслом и мерой ценности вещей...
|
|
| 13. |
Нигилизм представляет собой патологическое промежуточное состояние (патологична огромность обобщения к полному отсутствию смысла): в данном случае либо продуктивные силы не имеют еще надлежащей мощи, либо декаданс еще медлит и его вспомогательные средства еще не изобретены им.
|
|
| |
Предпосылка этой гипотезы: нет никакой истины; нет абсолютных свойств вещей, нет «вещи в себе». — Это само по себе только нигилизм и притом крайний. Он видит ценность вещей именно в том, что этим ценностям не соответствует и не соответствовало никакой реальности, но что они представляют лишь симптом силы на стороне устанавливающих ценности, упрощения в целях жизни.
|
|
| 14. |
Ценности и их изменения стоят в связи с возрастанием силы лица, устанавливающего ценности. - Степень неверия допускаемой «свободы духа» как мерило возрастания силы.
|
|
| |
«Нигилизм» как идеал «высшего могущества» ума, избытка жизни, частью — разрушительный, частью — иронический.
|
|
| 15. |
Что есть верование? Как возникает оно? Всякое верование есть признание чего-либо за истинное.
|
|
| |
Крайней формой нигилизма был бы тот взгляд, что всякое верование, всякое признание чего-либо за истинное неизбежно ложно, ибо вовсе не существует истинного мира. Следовательно — это иллюзия перспективы, источник которой заключен в нас самих (поскольку мы постоянно нуждаемся в более узком, сокращенном, упрощенном мире). А затем мерилом наших сил служит то, в какой мере можем мы, не погибая от этого, признать эту иллюзорность и эту необходимость лжи.
|
|
| |
Такой нигилизм, как отрицание истинного мира, бытия, мог бы быть божественным образом мысли.
|
|
| 16. |
Если мы и «разочарованные», то не по отношению к жизни, — у нас лишь открылись глаза на «желательности» всех видов. С насмешливой злобой смотрим на то, что называется «идеалами»; мы презираем себя лишь за то, что не всегда можем подавить в себе то нелегкое движение чувств, которое называется идеализмом. Дурная привычка сильнее, нежели гнев разочаровавшегося.
|
|
| 17. |
В какой мера нигилизм Шопенгауэра все еще является следствием того же идеала, который создал христианский теизм. — Степень уверенности по отношению к высшим объектам желаний, высшим ценностям, высшему совершенству была так велика, что философы исходили из не a priori2, как из абсолютной уверенности: «Бог» — на вершине как данная истина. «Уподобиться Богу», «слиться с Богом» — в продолжении тысячелетий это были самые наивные и убедительнейшие объекты желаний ( — но то, что убеждает, тем самым еще не становится истинным: оно только убедительно. Примечание для ослов).
|
|
| |
Мы разучились признавать за этим строем идеалов также и реальность лица: мы стали атеистами. Но разве мы отреклись от самого идеала? — Последние метафизики, по существу дела, все еще именно в нем ищут истинную «реальность», «вещь в себе», по отношению к которой все остальное имеет лишь кажущееся существование. Но догматом их осталось то положение, что в виду явного несоответствия нашего мира явлений сказанному идеалу, мир этот не есть «истинный» — и даже в основе своей не восходит к тому метафизическому миру, как к своей причине. Безусловно, поскольку оно есть высшее совершенство, не может служить основой всего условного. Шопенгауэру, который стремился доказать обратное, нужно было мыслить эту метафизическую основу как нечто противоположное идеалу, как «злую, слепую волю»; как таковая она могла затем стать тем «являющимся», которое открывается в мире явлений. Но и этим путем он еще не отрекался от абсолютности идеала, он только нашел лазейку...
|
|
| |
Канту казалась необходимой гипотеза «умопостигаемой свободы»3, чтобы снять с ens perfectum4 ответственность за данный характер этого мира, одним словом, чтобы объяснить зло и грех: логика скандальная — для философа...)
|
|
|
|
1modus - образ, вид, преходящее свойство (лат.).
2 priori - независимо от опыта, до опыта (лат.).
3 «Умопостигаемый», нем.-лат. intelligibel, означает не столько способность понять то, что даётся нам в ощущениях (это Кант вообще отвергал), сколько способность вообразить, вывести логически то, чего нельзя ощутить эмпирически. Считая «нравственным» лишь того, кто придерживается правил морали сознательно, а не по душевному влечению («категорический императив»), Кант, в сущности, предоставлял свободу человеку лишь в его воображении.
4 ens perfectum - существующего совершенства (лат.).
|
|
|
|
