Фридрих Ницше
 VelChel.ru
Биография
Хронология
Галерея
Стихотворения
Стихи: Дионисийские дифирамбы
Так говорил Заратустра
Несвоевременные размышления
Злая мудрость. Афоризмы и изречения
Странник и его тень
  §1 - §7
  §8 - §16
  §17 - §23
  §24 - §32
  §33 - §39
§40 - §52
  §53 - §67
  §68 - §86
  §87 - §106
  §107 - §122
  §123 - §137
  §138 - §156
  §157 - §170
  §171 - §182
  §183 - §192
  §193 - §212
  §213 - §218
  §219 - §239
  §240 - §263
  §264 - §276
  §277 - §285
  §286 - §299
  §300 - §320
  §321 - §340
  §341 - §350
Человеческое, слишком человеческое
По ту сторону добра и зла
К генеалогии морали
«ЕССЕ HOMO»
Антихристианин
Веселая наука
Казус Вагнер
Сумерки идолов, или как философствуют молотом
Утренняя заря, или мысль о моральных предрассудках
Рождение трагедии, или Элиннство и пессимизм
Смешанные мнения и изречения
Воля к власти
Рождение трагедии из духа музыки
Cтатьи и материалы
Ссылки
 
Фридрих Вильгельм Ницше

Странник и его тень » Параграфы §40 - §52

 

40.

Значение забвения в моральных излучениях. Те действия, которые в первобытном обществе сперва внушались желанием общей пользы, получили в последующих поколениях другие мотивы, они стали совершаться или из страха и уважения к тем, кто их требовал или советовал их исполнение, или по привычке, потому что с детства видели, что так делали окружающие, или по благорасположению, потому что их исполнение вызывало радостное одобрение, или из тщеславия, потому что за них хвалили. Такие действия, в которых забыт прежний их основной мотив, - мотив пользы, называются нравственными: не зато, конечно, что они совершаются из-за тех или других мотивов, но зато, что они совершаются не из-за видимой выгоды. Откуда же происходить эта ненависть к выгоде, которая становится здесь очевидной и формально отделяет всякое похвальное деяние от такого, которое совершается ради выгоды? По-видимому, обществу, как очагу всякой нравственности и всех похвал нравственных деяний, пришлось слишком много и долго бороться с корыстолюбием и своенравием отдельных личностей, вследствие чего оно и ценит высоко в нравственном отношении всякий мотив, кроме выгоды. Таким образом, может показаться, что нравственность никогда не основывалась на пользе, когда она не была, наоборот, сама общественной пользой, которой было очень трудно выдвинуться из-за всех частных выгод и занять боле высокое положение.

41.

Наследники нравственных богатств. Нравственность имеет свое унаследованное богатство, которым обладают кроткие, добросердечные, сострадательные и благотворительные люди, унаследование от своих предков их добрый образ действия, но не их разум (источник этих действий). Приятность, доставляемая этим богатством, заключается в том, что оно чувствуется только тогда, когда мы его раздаем и сообщаем другим, и что оно невольно старается уменьшить расстояние между нравственно богатым и бедным; замечательнее и лучше всего то, что совершается это не для поддержания установленной когда-то средней меры богатства и бедности, а для достижения общего чрезмерного обогащения. Из такого положения становится понятным господствующий взгляд на наследственное нравственное богатство, но мне кажется, что взгляд этот поддерживается больше in majorem gloriam нравственности, чем для соблюдения правды. По крайней мере, опыт приводит одно положение, которое если и не совсем опровергает этот взгляд, то во всяком случае значительно ограничивает его всеобщность. Если наследники нравственных богатств, говорит опыт, не обладают отменным разумом, способностью тонкого выбора и сильным чувством меры, то они становятся расточителями этих нравственных богатств; отдаваясь неудержимо своим сострадательным, благотворительным, примирительным и умиротворительным стремлениям, они способствуют развитию беспечности, жадности и сентиментальности в окружающих их людях. Дети таких высоконравственных расточителей легко становятся - и к сожалению надо сказать в счастливом случай, - приятными, слабыми и никуда непригодными людьми.

42.

Что признается при суде смягчавшими вину обстоятельствами. "Надо быть честным и относительно черта и платить ему свои долги", - сказал старый солдат, выслушав подробную историю Фауста. - Фауст продал себя аду! - "Какие вы все ужасные люди! - воскликнула его жена, - разве это возможно! Да и что он такое сделал, у него только не было чернил в чернильнице! Писать кровью, конечно, грех, но неужели из-за этого должен гореть в аду такой красивый мужчина?"

43.

Проблема отношения долга к истине. Долг есть чувство принудительное, требующее поступков; мы называем его хорошим и считаем не подлежащим исследованию (не входя в рассмотрение его происхождения, границ и прав). Но мыслитель считает, что все на свете произошло постепенно и подлежит рассмотрению, следовательно, он, как мыслитель, не имеет чувства долга. Возможно, что он, как таковой, не признает и своей обязанностью видеть и говорить правду и не почувствует, что он должен бы это делать; он спрашивает, откуда явилось чувство долга, зачем оно? Но и самые эти вопросы кажутся ему сомнительными. Но то, что мыслитель не признает за собой никакого долга при акте познавания, не может ли служить доказательством того, что его мыслительный аппарат не может хорошо работать? так как для него требуется то самое топливо, которое он должен исследовать. Это можно бы выразить посредством в следующей формулы: "Признав существование долга относительно познания истины, найти отношение истины ко всякого рода другим обязанностям". Но гипотетическое чувство долга не есть ли бессмыслица?

44.

Степени нравственности. Нравственность прежде всего есть средство для охранения общины и отвращения от нее гибели, затем средство поддержания общины на известной высоте и в известном хорошем состоянии. Мотивами ее являются страх и надежда, которых могущество и грубость пропорциональны силе стремления к обратному личному обособленно. Пока двоякий род охранения не может быть достигнут более мягкими средствами, приходится прибегать к ужасным средствам устранения - здесь являются необходимыми пытки и палачи, которые их производят. Дальнейшие ступени нравственности, т. е. средства для означенной цели, суть повеления высшего закона; еще дальнейший и высший повеления абсолютного понятия о долге с его "ты должен" – все это еще довольно грубо обтесанные, но широкие ступени, потому что люди не умеют еще ходить по более изящным и узким. Затем наступает нравственность склонности, вкуса, наконец - нравственность разума, которая находится вне всяких призрачных мотивов нравственности и доказывает, что человечество испокон веков не должно бы иметь другой нравственности, кроме нее.

45.

Мораль сострадания в устах неумеренных. Все недостаточно владеющие собой и незнакомые с нравственностью, как с постоянным проявлением самообладания в великом и малом, невольно становятся хвалителями добрых, сострадательных, благодушных побуждении, той инстинктивной нравственности, которая взамен головы обладает только сердцем и щедрыми на помощь руками. Конечно им выгодно бросать тень на нравственность разума и сделать преобладающей ту другую нравственность.

46.

Клоаки души. И душа должна иметь свои определенные клоаки для стока своих нечистот: таковыми являются люди, отношения, сословия или отечество, вселенная или, наконец, для очень тщеславных людей (я подразумеваю наших милых модных пессимистов) - мистицизм.

47.

Род покоя и созерцания. Старайся не походить в твоем покое и созерцании на собаку перед мясной лавкой, которую страх не допускает в нее войти, а жадность - от нее уйти, и которая таращит глаза, словно хочет ими поглотить мясо.

48.

Беспричинное запрещение. Запрещение, причины которого мы или не понимаем или не допускаем, является не только для упрямца, но и для жаждущего познания почти повелением покуситься на запрещенное, чтобы узнать, почему оно запрещено. Нравственные запрещения пригодны только для века подвластного разума. В настоящее время все эти запрещения, без разъяснения причины, произвели бы скорее вредное, чем полезное действие.

49.

Характеристика. Что это за человек, который может о себе сказать: я легко презираю, но никогда не ненавижу; в каждом человек я сразу нахожу что-ни будь достойное уважения и уважаю его за это: так называемые приятные качества мало меня привлекают.

50.

Сострадание и презрение. Выказанное сострадание чувствуется его объектом, как признак презрения, потому что он сознает, что раз его жалеют, значит он перестал внушать страх, и, следовательно, спустился ниже уровня равенства, тогда как человеческому тщеславию мало быть на этом уровне, а надо непременно над ним возвыситься и внушать другим страх, - это составляет вожделение нашей души. Поэтому возникновение уважения к состраданию является загадкой так же, как и то, почему теперь бескорыстные люди удостаиваются похвал, когда первоначально их или презирали, или боялись, считая коварными.

51.

Надоумить быть маленьким. Мы должны быть так же близки к цветам, травам и бабочкам, как дети, которые немного их больше ростом. Мы же, старшие, их переросли, и потому нам надо до них умалиться; я думаю, что растения нас ненавидят, когда мы им признаемся в любви. Тот, кто хочет принимать участие во всем хорошем, должен иногда уметь быть маленьким.

52.

Содержание совести. Содержание нашей совести составляет все то, чего от нас требовали регулярно и без объяснений лиц, которых мы уважали или боялись. Совесть возбуждается в нас то чувство нравственного долга (это ты должен дать, этого не должен), которое не спрашивает: почему я должен? Во всех случаях, где является этот вопрос, человек не руководится совестью, хотя это не значит, чтобы он действовал против нее. Совесть - это вера в авторитеты, следовательно, она не есть голос добра в груди человека, но голос некоторых людей.
Алфавитный указатель: А   Б   В   Г   Д   Е   Ж   З   И   К   М   Н   О   П   Р   С   Т   У   Х   Ч   

 
 
Copyright © 2024 Великие Люди   -   Фридрих Ницше