- и только когда вы все отречётесь от меня, я вернусь к вам.
Поистине, другими глазами, братья мои,
я буду тогда искать утерянных мною; другою любовью
я буду тогда любить вас
Заратустра, о дарящей добродетели
Ребёнок с зеркалом
- После этого Заратустра опять возвратился в горы, в уединение своей пещеры, и избегал людей, ожидая, подобно сеятелю, посеявшему своё семя. Но душа его была полна нетерпения и тоски по тем, кого он любил: ибо ещё многое он имел дать им. А это особенно трудно: из любви сжимать отверстую руку и, как дарящий, хранить стыдливость.
- Так проходили у одинокого месяцы и годы; но мудрость его росла и причиняла ему страдание своей полнотою.
- Но в одно утро проснулся он ещё задолго до зари, долго припоминал что-то, сидя на своём ложе, и наконец заговорил в своём сердце:
- «Что же так напугало меня во сне, что я проснулся? Разве не ребёнок подходил ко мне, несший зеркало?
- «О Заратустра, - сказал мне ребёнок, - посмотри на себя в зеркале!»
- Посмотрев в зеркало, я вскрикнул, и сердце моё содрогнулось: ибо не себя увидел я в нём, а рожу дьявола и язвительную усмешку его.
- Поистине, слишком хорошо понимаю я знамение снов и предостережение их: моё учение в опасности, сорная трава хочет называться пшеницею!
- Мои враги стали сильны и исказили образ моего учения, так что мои возлюбленные должны стыдиться даров, что дал я им.
- Утеряны для меня мои друзья; настал мой час искать утерянных мною!»
- С этими словами Заратустра вскочил с ложа, но не как испуганный, ищущий воздуха, а скорее как пророк и песнопевец, на которого снизошёл дух. С удивлением смотрели на него его орёл и его змея: ибо, подобно утренней заре, грядущее счастье легло на лицо его.
- Что же случилось со мной, звери мои? - сказал Заратустра. - Разве я не преобразился? Разве не пришло ко мне блаженство, как бурный вихрь?
- Безумно моё счастье, и, безумное, будет оно говорить; слишком оно ещё юно - будьте же снисходительнык нему!
- Я ранен своим счастьем, все страдающие должны быть моими врачами!
- К моим друзьям могу я вновь спуститься, а также к моим врагам! Заратустра вновь может говорить, и дарить, и расточать свою любовь любимым.
- Моя нетерпеливая любовь изливается через край в бурных потоках, бежит с высот в долины, на восток и на запад. С молчаливых гор и грозовых туч страдания с шумом спускается моя душа в долины.
- Слишком долго тосковал я и смотрел вдаль. Слишком долго принадлежал я одиночеству - так разучился я молчанию.
- Я всецело сделался устами и шумом ручья, ниспадающего с высоких скал; вниз, в долины, хочу я низринуть мою речь.
- И пусть низринется поток моей любви туда, где нет пути! Как не найти потоку в конце концов дороги к морю!
- Правда, есть озеро во мне, отшельническое, себе довлеющее; но поток моей любви мчит его с собою вниз - к морю!
- Новыми путями иду я, новая речь приходит ко мне; устал я, подобно всем созидающим, от старых щёлкающих языков. Не хочет мой дух больше ходить на истоптанных подошвах.
- Слишком медленно течёт для меня всякая речь - в твою колесницу я прыгаю, буря! И даже тебя я хочу хлестать своей злобою!
- Как крик и как ликование, хочу я мчаться по дальним морям, пока не найду я блаженных островов, где замешкались мои друзья, -
- И мои враги между ними! Как люблю я теперь каждого, к кому могу я говорить! Даже мои враги принадлежат к моему блаженству.
- И когда я хочу сесть на своего самого дикого коня, моё копьё помогает мне всего лучше: оно во всякое время готовый слуга моей ноги -
- Копьё, что бросаю я в моих врагов! Как благодарю я моих врагов, что я могу наконец метнуть его!
- Слишком велико было напряжение моей тучи; среди хохота молний хочу я градом осыпать долины.
- Грозно будет тогда вздыматься моя грудь; грозно, по горам взбушует буря её - так придёт для неё облегчение.
- Поистине, как буря, грядёт моё счастье и моя свобода! Но мои враги должны думать, что злой дух неистовствует над их головами.
- Даже вы, друзья мои, испугаетесь моей дикой мудрости и, быть может, убежите от неё вместе с моими врагами.
- Ах, если бы сумел я пастушеской свирелью обратно привлечь вас! Ах, если бы моя львица мудрость научилась нежно рычать! Многому уже учились мы вместе!
- Моя дикая мудрость зачала на одиноких горах; на жёстких камнях родила она юное, меньшее из чад своих.
- Теперь, безумная, бегает она по суровой пустыне и ищет, всё ищет мягкого дёрну - моя старая дикая мудрость!
- На мягкий дёрн ваших сердец, друзья мои! - на вашу любовь хотела бы она уложить своё возлюбленное чадо!
- Так говорил Заратустра.
На блаженных островах
- Плоды падают со смоковниц, они сочны и сладки; и пока они падают, сдирается красная кожица их. Я северный ветер для спелых плодов.
- Так, подобно плодам смоковницы, падают к вам эти наставления, друзья мои; теперь пейте их сок и ешьте их сладкое мясо! Осень вокруг нас, и чистое небо, и время после полудня.
- Посмотрите, какое обилие вокруг нас! И среди этого преизбытка хорошо смотреть на дальние моря.
- Некогда говорили: Бог, - когда смотрели на дальние моря; но теперь учил я вас говорить: сверхчеловек.
- Бог есть предположение, но я хочу, чтобы ваше предположение простиралось не дальше, чем ваша созидающая воля.
- Могли бы вы создать Бога? - Так не говорите же мне о всяких богах! Но вы несомненно могли бы создать сверхчеловека.
- Быть может, не вы сами, братья мои! Но вы могли бы пересоздать себя в отцов и предков сверхчеловека; и пусть это будет вашим лучшим созданием!
- Бог есть предположение; но я хочу, чтобы ваше предположение было ограничено рамками мыслимого.
- Могли бы вы мыслить Бога? - Но пусть это означает для вас волю к истине, чтобы всё превратилось в человечески мыслимое, человечески видимое, человечески чувствуемое! Ваши собственные чувства должны вы продумать до конца!
- И то, что называли вы миром, должно сперва быть создано вами: ваш разум, ваш образ, ваша воля, ваша любовь должны стать им! И поистине, для вашего блаженства, вы, познающие!
- И как могли бы вы выносить жизнь без этой надежды, вы, познающие? Вы не должны быть единородны с непостижимым и неразумным.
- Но я хочу совсем открыть вам своё сердце, друзья мои: если бы существовали боги, как удержался бы я, чтобы не быть богом! Следовательно, нет богов.
- Правда, я сделал этот вывод; но теперь он выводит меня.
- Бог есть предположение; но кто испил бы всю муку этого предположения и не умер бы? Неужели нужно у созидающего отнять его веру и у орла его парение в доступной орлам высоте?
- Бог есть мысль, которая делает всё прямое кривым и всё, что стоит, вращающимся. Как? Время исчезло бы, и всё преходящее оказалось бы только ложью?
- Мыслить подобное - это вихрь и вертячка для костей человеческих и тошнота для желудка; поистине, предположить нечто подобное называю я болезнью верчения.
- Злым и враждебным человеку называю я всё это учение о едином, полном, неподвижном, сытом и непреходящем!
- Всё непреходящее есть только символ![10] И поэты слишком много лгут. -
- Но о времени и становлении должны говорить лучшие символы: хвалой должны они быть и оправданием всего, что преходит!
- Созидать - это великое избавление от страдания и облегчение жизни. Но чтобы быть созидающим, надо подвергнуться страданиям и многим превращениям.
- Да, много горького умирания должно быть в вашей жизни, вы, созидающие. Так будьте вы ходатаями и оправдателями всего, что преходит.
- Чтобы сам созидающий стал новорожденным, - для этого должен он хотеть быть роженицей и пережить родильные муки.
- Поистине, через сотни душ шёл я своею дорогою, через сотни колыбелей и родильных мук. Уже много раз я прощался, я знаю последние, разбивающие сердце часы.
- Но так хочет моя созидающая воля, моя судьба. Или, говоря вам откровеннее: такой именно судьбы - водит моя воля.
- Всё чувствующее страдает во мне и находится в темнице; но моя воля всегда приходит ко мне как освободительница и вестница радости.
- Воля освобождает: таково истинное учение о воле и свободе - ему учит вас Заратустра.
- Не хотеть больше, не ценить больше и не созидать больше! ах, пусть эта великая усталость навсегда останется от меня далёкой!
- Даже в познании чувствую я только радость рождения и радость становления моей воли; и если есть невинность в моём познании, то потому, что есть в нём воля к рождению.
- Прочь от Бога и богов тянула меня эта воля; и что осталось бы созидать, если бы боги - существовали!
- Но всегда к человеку влечёт меня сызнова пламенная воля моя к созиданию; так устремляется молот на камень.
- Ах, люди, в камне дремлет для меня образ, образ моих образов! Ах, он должен дремать в самом твёрдом, самом безобразном камне!
- Теперь дико устремляется мой молот на свою тюрьму. От камня летят куски; какое мне дело до этого?
- Завершить хочу я этот образ: ибо тень подошла ко мне - самая молчаливая, самая лёгкая приблизилась ко мне!
- Красота сверхчеловека приблизилась ко мне, как тень. Ах, братья мои! Что мне теперь - до богов!
- Так говорил Заратустра.
|
