О трёх превращениях
- Три превращения духа называю я вам: как дух становится верблюдом, львом верблюд и, наконец, ребёнком становится лев.
- Много трудного существует для духа, для духа сильного и выносливого, который способен к глубокому почитанию: ко всему тяжёлому и самому трудному стремится сила его.
- Что есть тяжесть? - вопрошает выносливый дух, становится, как верблюд, на колени и хочет, чтобы хорошенько навьючили его.
- Что есть трудное? - так вопрошает выносливый дух; скажите, герои, чтобы взял я это на себя и радовался силе своей.
- Не значит ли это: унизиться, чтобы заставить страдать своё высокомерие? Заставить блистать своё безумие, чтобы осмеять свою мудрость?
- Или это значит: бежать от нашего дела, когда оно празднует свою победу? Подняться на высокие горы, чтобы искусить искусителя?
- Или это значит: питаться желудями и травой познания и ради истины терпеть голод души?
- Или это значит: больным быть и отослать утешителей и заключить дружбу с глухими, которые никогда не слышат, чего ты хочешь?
- Или это значит: опуститься в грязную воду, если это вода истины, и не гнать от себя холодных лягушек и тёплых жаб?
- Или это значит: тех любить, кто нас презирает, и простирать руку привидению, когда оно собирается пугать нас?
- Всё самое трудное берёт на себя выносливый дух: подобно навьюченному верблюду, который спешит в пустыню, спешит и он в свою пустыню.
- Но в самой уединённой пустыне совершается второе превращение: здесь львом становится дух, свободу хочет
он себе добыть и господином быть в своей собственной пустыне.
- Своего последнего господина ищет он себе здесь: врагом хочет он стать ему, и своему последнему богу, ради победы он хочет бороться с великим драконом.
- Кто же этот великий дракон, которого дух не хочет более называть господином и богом? «Ты должен» называется великий дракон. Но дух льва говорит «я хочу».
- Чешуйчатый зверь «ты должен», искрясь золотыми искрами, лежит ему на дороге, и на каждой чешуе его блестит, как золото, «ты должен!».
- Тысячелетние ценности блестят на этих чешуях, и так говорит сильнейший из всех драконов: «Ценности всех вещей блестят на мне».
- «Все ценности уже созданы, и каждая созданная ценность - это я. Поистине, «я хочу» не должно более существовать!» Так говорит дракон.
- Братья мои, к чему нужен лев в человеческом духе? Чему не удовлетворяет вьючный зверь, воздержный и почтительный?
- Создавать новые ценности - этого не может ещё лев; но создать себе свободу для нового созидания - это может сила льва.
- Завоевать себе свободу и священное Нет даже перед долгом - для этого, братья мои, нужно стать львом.
- Завоевать себе право для новых ценностей - это самое страшное завоевание для духа выносливого и почтительного. Поистине, оно кажется ему грабежом и делом хищного зверя.
- Как свою святыню, любил он когда-то «ты должен»; теперь ему надо видеть даже в этой святыне произвол и мечту, чтобы добыть себе свободу от любви своей: нужно стать львом для этой добычи.
- Но скажите, братья мои, что может сделать ребёнок, чего не мог бы даже лев? Почему хищный лев должен стать ещё ребёнком?
- Дитя есть невинность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное движение, святое слово утверждения.
- Да, для игры созидания, братья мои, нужно святое слово утверждения: своей воли хочет теперь дух, свой мир находит потерявший мир.
- Три превращения духа назвал я вам: как дух стал верблюдом, львом верблюд и, наконец, лев ребёнком.
- Так говорил Заратустра. В тот раз остановился он в городе, названном: Пёстрая корова.
О кафедрах добродетели
- Заратустре хвалили одного мудреца, который умел хорошо говорить о сне и о добродетели; за это его высоко чтили и награждали, и юноши садились перед кафедрой его. К нему пошёл Заратустра и вместе с юношами сел перед кафедрой его. И так говорил мудрец:
- Честь и стыд перед сном! Это первое! И избегайте встречи с теми, кто плохо спит и бодрствует ночью!
- Стыдлив и вор в присутствии сна: потихоньку крадётся он в ночи. Но нет стыда у ночного сторожа: не стыдясь, трубит он в свой рог.
- Уметь спать - не пустяшное дело: чтобы хорошо спать, надо бодрствовать в течение целого дня.
- Десять раз должен ты днём преодолеть самого себя: это даст хорошую усталость, это мак души.
- Десять раз должен ты мириться с самим собою: ибо преодоление есть обида, и дурно спит непомирившийся.
- Десять истин должен найти ты в течение дня: иначе ты будешь и ночью искать истины и твоя душа останется голодной.
- Десять раз должен ты смеяться в течение дня и быть весёлым: иначе будет тебя ночью беспокоить желудок, этот отец скорби.
- Немногие знают это; но надо обладать всеми добродетелями, чтобы спать хорошо. Не дал ли я ложного свидетельства? Не нарушил ли я супружеской верности?
- Не позволил ли я себе пожелать рабыни ближнего моего? Всё это мешало бы хорошему сну.
- И даже при существовании всех добродетелей надо ещё понимать одно: уметь вовремя послать спать все добродетели.
- Чтобы не ссорились между собой эти милые бабёнки! И на твоей спине, несчастный!
- Живи в мире с Богом и соседом: этого требует хороший сон. И живи также в мире с соседским чёртом! Иначе ночью он будет посещать тебя.
- Чти начальство и повинуйся ему, даже хромому начальству! Этого требует хороший сон. Разве моя вина, если власть любит ходить на хромых ногах?
- Тот, по-моему, лучший пастух, кто пасёт своих овец на тучных лугах: этого требует хороший сон.
- Я не хочу ни больших почестей, ни больших сокровищ: то и другое раздражает селезёнку. Однако дурно спится без доброго имени и малых сокровищ.
- Малочисленное общество для меня предпочтительнее, чем злое; но и оно должно приходить и уходить вовремя: этого требует хороший сон.
- Мне также очень нравятся нищие духом: они способствуют сну. Блаженны они, особенно если всегда воздают им должное.
- Так проходит день у добродетельного. Но когда наступает ночь, я остерегаюсь, конечно, призывать сон! Он не хочет, чтобы его призывали - его, господина всех добродетелей!
- Но я размышляю, что я сделал и о чём думал в течение дня. Пережёвывая, спрашиваю я себя терпеливо, как корова: каковы же были твои десять преодолений?
- И каковы были те десять примирений, десять истин и десять смехов, которыми моё сердце радовало себя?
- При таком обсуждении и взвешивании сорока мыслей на меня сразу нападает сон, незваный, господин всех добродетелей.
- Сон колотит меня по глазам - и они тяжелеют. Сон касается уст моих, и они остаются отверстыми.
- Поистине, тихими шагами приходит он ко мне, лучший из воров, и похищает у меня мысли: глупый стою я тогда, как эта кафедра.
- Но недолго стою я так: затем я уже лежу.
- Слушая эти речи мудреца, Заратустра смеялся в сердце своём: ибо свет низошёл на него. И так говорил он в сердце своём:
- Глупцом кажется мне этот мудрец со своими сорока мыслями; но я верю, что хорошо ему спится.
- Счастлив уже и тот, кто живёт вблизи этого мудреца! Такой сон заразителен; даже сквозь толстую стену заразителен он.
- Чары живут в самой его кафедре. И не напрасно сидели юноши перед проповедником добродетели.
- Его мудрость гласит: так бодрствовать, чтобы сон был спокойный. И поистине, если бы жизнь не имела смысла и я должен был бы выбрать бессмыслицу, то эта бессмыслица казалась бы мне наиболее достойной избрания.
- Теперь я понимаю ясно, чего некогда искали прежде всего, когда искали учителей добродетели. Хорошего сна искали себе и увенчанной маками добродетели!
- Для всех этих прославленных мудрецов кафедры мудрость была сном без сновидений: они не знали лучшего смысла жизни.
- И теперь ещё встречаются люди, похожие на этого проповедника добродетели, не всегда, однако, такие же честные, но их время прошло. И не долго стоять им, как уже будут они лежать.
- Блаженны сонливые: ибо скоро станут они клевать носом.
- Так говорил Заратустра.
|
