Фридрих Ницше
 VelChel.ru
Биография
Хронология
Галерея
Стихотворения
Стихи: Дионисийские дифирамбы
Так говорил Заратустра
Несвоевременные размышления
Злая мудрость. Афоризмы и изречения
Странник и его тень
Человеческое, слишком человеческое
По ту сторону добра и зла
К генеалогии морали
«ЕССЕ HOMO»
Антихристианин
Веселая наука
Казус Вагнер
Сумерки идолов, или как философствуют молотом
Утренняя заря, или мысль о моральных предрассудках
Рождение трагедии, или Элиннство и пессимизм
Смешанные мнения и изречения
Воля к власти
  Введение
  Предисловие
  Книга первая.
Европейский нигилизм (§1 - §11)
  … §12 - §17
  … §18 - §30
  … §31 - §38
  … §39 - §47
  … §48 - §54
  … §55 - §56
  … §57 - §68
  … §69 - §80
  … §81 - §91
  … §92 - §95
  … §96 - §103
  … §104 - §113
  … §114 - §123
… §124 - §134
Рождение трагедии из духа музыки
Cтатьи и материалы
Ссылки
 
Фридрих Вильгельм Ницше

Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей »
Книга первая. Европейский нигилизм

125. Социализм — как до конца продуманная тирания ничтожнейших глупейших, т.е. поверхностных, завистливых, на три четверти актеров — действительное является конечным выводом из «современных идей» и их скрытого анархизма, но в тепловатой атмосфере демократического благополучия слабеет способность делать выводы, да вообще приходить к какому-либо определенному концу. Люди плывут по течению, но не выводят заключений. Поэтому в общем социализм представляется кисловатой и безнадежной вещью; и трудно найти более забавное зрелище, чем созерцание противоречия между ядовитыми и мрачными физиономиями современных специалистов и безмятежным бараньим счастьем их надежд и пожеланий. А о каких жалких, придавленных чувствах свидетельствует хотя бы один их стиль! Однако при всем этом они могут во многих местах Европы перейти к насильственным актам и нападениям; грядущему столетию предстоит испытать во многих местах основательные «колики», и парижская коммуна, находящая себе апологетов и защитников даже в Германии, окажется, пожалуй, только легким «несварением желудка» по сравнению с тем, что предстоит. Тем не менее, собственников всегда будет более чем достаточно, что помешает социализму принять характер чего либо большего, чем приступа болезни; и эти собственники как один человек держатся той веры, «что надо иметь нечто, чтобы быть чем-нибудь». И это — старейший и самый здоровый из всех инстинктов; я бы прибавил: «нужно стремиться иметь больше, чем имеешь, если хочешь стать чем-то большим. Так говорит учение, которое сама жизнь проповедует всему, что живет: мораль развитая. Иметь и желать иметь больше, рост, одним словом, — в этом сама жизнь. В учение социализма плохо спрятана «воля к отрицанию жизни»: подобное учение могли выдумать только неудавшиеся люди и расы. И самом деле, мне бы хотелось, чтобы на нескольких больших примерах было доказано, что в социалистическом обществе жизнь сама себя отрицает, сама подрезает свои корни. Земля достаточно велика и человек все еще недостаточно исчерпан, чтобы такого рода практическое поучение и demonstratio ad absurdum1 представлялось мне нежелательным, даже в том случае, если бы они могли быть достигнуты лишь ценою затраты огромного количества человеческих жизней. Как бы то ни было, но даже в качестве беспокойного крота под почвою, погрязшего в своей глупости общества, социализм может представить нечто полезное и целительное; он замедляет наступление «на земле мира» и окончательное проникновение добродушием демократического стадного животного, он вынуждает европейцев к сохранению достаточного ума, т.е. хитрости и осторожности, удерживает их от окончательного отказа от мужественных и воинственных добродетелей, — он до поры до времени защищает Европу от угрожающего ей marasmus femininus2.
126. Наиболее удачные задержки и лекарства современности:
  1) общая воинская повинность с настоящими войнами, при которых не до шутки;
  2) национальная ограниченность (упрощающая, концентрирующая);
  3) улучшенное питание (мясо);
  4) все более чистые и здоровые жилища;
  5) преобладание физиологии над теологией, моралистикой, экономикой и политикой;
  6) воинская суровость в требовании и исполнении своих «обязанностей» (более не хвалят).
127. Меня радует военное развитие Европы, а также анархизм во внутренних состояниях: пора покоя и китайщины, которую Гальяни предсказывал для этого столетия, прошла. Личная мужественная деятельность, крепость тела вновь приобретают ценность, оценки становятся более физическими, в питании появляется больше мяса. Прекрасные мужи становятся вновь возможными. Бледное ханжество (с мандаринами во главе, как о том мечтал Конт) отжило свой век. В каждом из нас сказано варвару «да», также и дикому зверю. Именно поэтому от философов теперь можно ждать большего. — Кант еще со временем станет пугалом для птиц!
128. Я не нашел еще никаких основания к унынию. Кто сохранил и воспитал в себе крепкую волю вместе с широким умом, имеет более благоприятные шансы, чем когда-либо. Ибо способность человека быть дрессируемым стала весьма велика в этой сократической Европе; люди, легко обучающиеся, легко поддающиеся, представляют правило; стадное животное, даже весьма интеллигентное, подготовлено. Кто может повелевать, находит таких, которые должны подчиняться: я имею в виду, например, Наполеона и Бисмарка. Конкуренция с сильными и неинтеллигентными волями, которая служит главнейшим препятствием, незначительна. Кто же не справится с этими господами «объективными», слабыми волей, в роде Ранке3 или Ренана4!
129. Духовное просвещение — вернейшее средство сделать людей неустойчивыми, слабыми волей, ищущими сообщества и поддержки, короче развить в человеке стадное животное; вот почему до сих пор все великие правители-художники (Конфуций в Китае, imperium Romanum, Наполеон, папство в те времена, когда оно было обращено к власти, а не только к миру), в которых достигли своего кульминационного пункта господствующие инстинкты, пользовались и духовным просвещением, — по меньшей мере представляли ему свободу действия (как папы ренессанса).
  Самообман толпы по этому вопросу, как, например, это имеет место во всей демократии, высшей степени ценен: к измельчению человека и к приданию ему большей гибкости в подчинении всякому управлению стремятся, видя в том «прогресс»!
130. Высшая справедливость и кротость как состояние ослабления (Новый Завет и первоначальная христианская община, являющаяся полной betise5 у англичан, Дарвина, Уолеса6). Ваша справедливость, о высшие натуры, гонит вас к suffrage universel7 и т.п., ваша человечность — к кротости по отношению к преступлению и глупости. С течением времени вы приведете этим путем глупость и необдуманность к победе: довольство и глупость — середина. С внешней стороны: столетие необычайных войн, переворотов, взрывов. С внутренней стороны: все большая слабость людей, события как возбудители. Парижанин как европейская крайность. Следствия:
  1. варвары (сначала конечно под видом старой культуры);
  2. державные индивиды (там, где варварские массы сил скрещиваются с несвязанностью по отношению ко всему прежде бывшему): Эпоха величайшей глупости, грубости и ничтожества масс, а также эпоха высших индивидов.
131. Бесчисленное множество индивидов высшей породы гибнут теперь: но кто уцелел, тот силен, как черт. Нечто подобное было во времена ренессанса.
132. Что отличает нас, действительно хороших европейцев, от людей различных отечеств, какое мы имеем перед ними преимущество? — Во-первых, мы — атеисты и имморалисты, но мы поддерживаем религии и морали стадного инстинкта: дело в том, что при помощи их подготовляется порода людей, которая когда-нибудь да попадает в наши руки, которая должна будет восхотеть нашей руки.
  Мы по ту сторону добра и зла, но мы требуем безусловного признании святыни стадной морали.
  Мы оставляем за собой право на многоразличные виды философии, в проповеди которой может оказаться надобность; таковой при случае может быть пессимистическая, играющая роль молота; европейский вид буддизма тоже при случае может оказаться полезным.
  Мы будем, по всем вероятиям, поддерживать развитие и окончательное созревание демократизма: он приводит к ослаблению воли; на социализм мы смотрим как на жало, предотвращающее возможное душевное усыпление и леность.
  Наше положение по отношению к народам. Наши предпочтения; мы обращаем внимание на результаты скрещивания.
  Мы — в стороне, имеем известный достаток, силу; ирония по отношению к «прессе» и уровню ее образования. Забота о том, чтобы люди науки не обратились в литераторов. Мы относимся презрительно ко всякому образованию, совместному с чтением газет и в особенности с сотрудничеством в них.
  Мы выдвигаем на первый план наше случайное положение в свете (как Гете, Стендаль), внешние события нашей жизни и подчеркиваем их, чтобы ввести в обман относительно наших задних планов. Сами мы выжидаем и остерегаемся связывать с этими обстоятельствами нашу душу. Они служат нам временным пристанищем и кровом, в которых нуждаются и которые приемлют странники, — мы остерегаемся в них приживаться.
  Мы имеем преимущество перед нашими собратьями людьми — disciplinam voluntatis8. Вся наша сила тратится на развитие силы воли, искусства, позволяющего нам носить маски, искусства разумения по ту сторону аффектов (также мыслить «сверхъевропейски», до поры до времени).
  Приуготовление к тому, чтобы стать законодателями будущего, владыками земли; по меньшей мере, чтобы этим стали ваши дети. Принципиальное внимание, обращенное на браки.
133. Двадцатый век. — Аббат Гальяни говорит где-то: "Lа prevoyance est la cause des guerres actuelles de l'Europe. Si l'on voulait se donner la peine de ne rien prevoir, tout le monde serait tranquille, et je ne crois pas qu'on serait plus malheureux parce qu'on ne ferait pas la guerre"9. Так как я нимало не разделяю миролюбивых воззрений моего покойного друга Гальяни, то я и не боюсь кое-что предсказать и, таким образом, быть может, подать повод к появлению призрака войны.
  Страшнейшее землетрясение вызовет и огромную потребность одуматься; а вместе с тем возникнут и новые вопросы.
134. Настало время великого полдня, ужасающего просветления: мой род пессимизма — великая исходная точка.
  I. Коренное противоречие в цивилизации и в возвышении человека.
  II. Моральные оценки как история лжи и искусство клеветы на службе у воли к власти (стадной воли, восставшей против более сильных людей).
  III. Условия всякого повышения культуры (возможность отбора за счет толпы) суть условия роста вообще.
  IV. Многосмысленность мира как вопрос силы, которая рассматривает все вещи под перспективой их роста. Морально — христианские суждения ценности как восстание рабов и рабская лживость (по сравнению с аристократическими ценностями античного мира).
1 Demonstratio ad absurdum - доказательство от бессмыслицы (лат.).
2 Marasmus femininus - женского маразма (лат.).
3 Ранке, Леопольд фон (1795–1886) — немецкий историк, за заслуги возведённый во дворянство; считается одним из основателей «объективно-критического метода» историографии и «художественной» формы изложения, автор многочисленных трудов по истории европейских стран.
4 Ренан, Эрнест (1823–1892) — французский востоковед и историк религий, автор многочисленных и чрезвычайно популярных в своё время книг по истории иудаизма и раннего христианства.
5 Betise - глупость (фр.).
6 Уоллес, Роберт (1697–1771) — английский пресвитерианский священник, автор оригинальной «теории народонаселения», согласно которой человечеству угрожает гибель от перенаселения, отсрочить которую помогают ниспосылаемые Провидением войны, эпидемии и нищета.
7 Suffrage universel - всеобщему избирательному праву (фр.).
8 Disciplinam voluntatis - воля к учению (лат.).
9 «Предусмотрительность — причина теперешних европейских войн. Если бы только дали себе труд ничего не предусматривать, все бы были спокойны, и я не думаю, чтобы от этого более несчастливы, потому что бы не воевали.» (фр.).
Примечания

Первое издание «Воли к власти» появилось в 1901 году. Далее произведение было переработано и заново составлено: первая и третья книги Петером Гастом, вторая и червёртая — Элизабет Фёрстер-Ницше.

Перевод — Е. Герцык.

Алфавитный указатель: А   Б   В   Г   Д   Е   Ж   З   И   К   М   Н   О   П   Р   С   Т   У   Х   Ч   

 
 
Copyright © 2024 Великие Люди   -   Фридрих Ницше