| |
107. |
|
Виланд. Виланд писал лучше, чем кто-нибудь из немцев и, как художник-мастер, бывал или доволен, или недоволен своим писанием (его перевод писем Цицерона и Луциана - лучшие немецкие переводы); но мысли его не заставляют нас думать. Мы также плохо переносим его веселую нравственность, как и безнравственность. Люди, восхищающиеся им, не им ли верить нашей живости, иначе, для чего бы им был нужен такой писатель. Гете не был же нужен немцам - они не умели сделать из него никакого употребления, доказательством чему служит то, что наши государственные люди и художники не воспитывались на Гёте, потому что не могли на нем воспитываться.
|
108. |
|
Редкая твердыня. Сжатость, спокойная устойчивость и зрелость зерен в колосе, вот качества, которые редко бывают в авторе; если ты их когда-нибудь найдешь в нем, то остановись и возликуй в .пустыне, такого праздника тебе, пожалуй, не придется больше никогда праздновать.
|
109. |
|
Богатство немецкой прозы. Если мы не будем считать творений Гёте и особенно его "Бесед с Экерманном", лучшей немецкой книги, то что же останется в немецкой прозаической литературе, заслуживающее быть прочитанным по несколько раз? Афоризмы Лихтенберга, первый том биографии Юнга Штиллинга, "Позднее лето" Адальберта Штифтера и Люди Седвилы, Готфрида Келлера - и этим исчерпывается все.
|
110. |
|
Литературный и разговорный язык. Искусство писателя нуждается главным образом в средствах замены способов выражения, которыми располагает разговаривающий, а именно: жестов, интонаций, взглядов. Поэтому литературный язык совершенно иной, чем разговорный и гораздо труднее - располагая меньшими средствами, он должен быть понятен. Демосеен произносил свои речи иначе, чем мы их читаем, он их обработал для того, чтобы их можно было читать. Для той же цели должно было демосеенизировать и речи Цицерона: теперь в них так сильно чувствуется римский форум, что это становится невыносимым для читателя.
|
111. |
|
Предостережение против цитирования отдельных мест книги. Молодые авторы не понимают, что удачное выражение, хорошая мысль хороши только в общей связи с остальным, но что взятые отдельно они портят целые страницы, даже иногда и всю книгу, обращая на себя особое внимание читателя и как будто крича ему: "я, смотри, я драгоценный камень - а все остальное свинец, жалкий, тусклый свинец". Всякому слову, всякой мысли привольно только среди себе подобных: это мораль изысканного стиля.
|
112. |
|
Как надо высказывать заблуждения? Что приносит больше вреда, то ли, когда заблуждения выражены плохо, то ли, когда они переданы так же хорошо, как несложные истины? - является спорным вопросом. Конечно в первом случае они приносят двойной вред нашему рассудку и крепче в него внедряются, хотя действуют не так сильно, как во втором случае: они не так заразительны.
|
113. |
|
Ограничение и преувеличение. Гомер ограничил и уменьшил объем содержания, но дал вырасти до преувеличения отдельным сценам - примеру его до сих пор еще следуют трагики, каждый из них уменьшает содержание сравнительно со своим предшественником, но достигает более роскошного цветения внутри этого Цветника, обнесенного защищающею его изгородью.
|
114. |
|
Соотношение между литературой и нравственностью. Из греческой литературы видно, какие силы способствовали развитие греческого духа, какими различными путями совершалось это развитие и в чем заключалось его ослабление. Все это дает нам картину того, что происходило с греческой нравственностью и чему должна подвергаться всякая нравственность при своем развитии; как она в начале была принудительной и суровой, и смягчалась мало-помалу, как, наконец, стали нравиться известные поступки, известные условия и формы жизни, и из этого снова произошло стремление к единоличному их совершению и пользованию ими: как арена наполняется и переполняется борцами, как наступает пресыщение, отыскиваются новые предметы для борьбы и честолюбия, отжившие идеалы снова призываются к жизни, как зрители утомляются от созерцания все одного и того же бесконечно повторяющегося представления, потому что весь цикл жизни по видимому пройден - и тогда наступает застой, умирание, ручьи теряются в песок. Это конец, и то хорошо, что он наступил.
|
115. |
|
Какие страны могут долго нравиться. Бывают страны, которые просятся на картину, но, если я не могу найти для них формулы, то не могу охватить их в общем. Я замечаю, что все ландшафты, которые мне долго нравятся, построены по простому геометрическому плану. Без такого математического основания ни одна страна не может иметь художественной привлекательности. Возможно, что это правило применимо и к людям.
|
116. |
|
Чтение вслух. Уменье читать вслух предполагает уменье устно излагать: при этом употребляют бледные краски, но степень их бледности должна быть строго пропорциональна той яркой основной картине, которую никогда не надо упускать из виду и которая направляет все чтение, следовательно, определяет все части изложения. Ею-то и надо прежде всего овладеть.
|
117. |
|
Драматическое чувство. Тот, кто лишен четырех боле тонких художественных чувств, старается постичь все посредством более грубого пятого чувства
- это и есть драматическое чувство.
|
118. |
|
Гердер. Гердер был совсем не таков, каким представлялся другим (и желал казаться самому себе); он не был ни великим мыслителем, ни изобретателем, не был плодородной новью, полной первобытно свежих нетронутых сил. Но у него было в высшей степени тонкое чутье, благодаря которому он находил и срывал раньше первые плоды всех времен года, а люди думали, что он их сам вырастил. Его дух витал между светом и тьмою, старостью и молодостью и как охотник выслеживал переходы (понижения), колебания, признаки подземных источников и возникновения жизни: он проникался весенним беспокойством - но сам не был весной! Он иногда понимал это, но не хотел сам себе верить, так как это было не согласно с его честолюбием пастора, надеющегося сделаться духовным папой своего времени. В этом заключалось его страдание: он долго считал себя, как кажется, претендентом на престол многих духовных королевств и имел своих приверженцев. В числе их был и молодой Гёте. Но при действительной раздаче корон он всегда уходил ни с чем. Кант, Гёте, затем заправские первые немецкие историки и философы отбирали от него то, что он мечтал сохранить для себя - да, впрочем, в глубине души даже и не мечтал. Именно тогда, когда он сомневался в себе, облекался он в достоинство и прикрывался вдохновением: это были одежды, которые часто скрывали многое и обманывали, и тешили его самого. У него были действительно и огонь, и вдохновение, но еще больше честолюбия, которое нетерпеливо раздувало огонь, заставляя его вспыхивать, трещать и дымить - и слог его вспыхивает, трещит и дымит, - но яркого пламени он не мог никогда добиться, как того ни желал. В нем не было никогда настоящего творчества, а честолюбие не позволяло ему стать в число пользующихся творчеством других. Это был беспокойный гость на жизненном пиру, который пробовал всякую духовную пищу, собираемую немцами в продолжение полувека из всех стран и времен. Никогда не сытый и не довольный, Гердер бывал кроме того часто болен: тогда к одру его болезни садилась по временам зависть, и лицемерие тоже посещало его; в нем было всегда что-то больное, несвободное; и больше чем кому-нибудь из наших так называемых классиков ему недоставало простого бодрого мужества.
|
119. |
|
Запах слов. Каждое слово имеет свой запах: и как в запахе бывает гармония и дисгармония, так же и в словах.
|
120. |
|
Изысканный стиль. Когда любитель изысканного стиля найдет стиль, то это его оскорбляет.
|
121. |
|
Клятвенное обещание. Я не буду больше никогда читать авторов, в которых заметно намерение написать книгу, а только таких, мысли которых неожиданно для них составили книгу.
|
122. |
|
Конвенция художников. Три четверти Гомера -условность; то же самое можно сказать и о других греческих художниках, которым не из-за чего было неистово стремиться к оригинальности, как делают это в наше время. Они нисколько не боялись условности, которая связывала их с публикой. Условность - не что иное, как выработанные для понимания слушателей средства искусства, с трудом изученный общий язык, посредством которого художник действительно может передать свое внутреннее "я". Особенно, если он хочет одержать сразу победу своим первым произведением, как греческой поэт или музыкант, и при том привык бороться с одним или двумя соперниками, то ему необходимо быть прежде всего сразу понятым, что и достигается только посредством условности. Если у художника является вымысел помимо условности, то он дает его сам от себя, на свой собственный риск, и в случае успеха созидает новую условность. Оригинальность возбуждает обыкновенно удивление, благоговение, но ее редко понимают. Упрямо уклоняться от условности, значить не желать быть понятым. На что же указывает современное оригиналобесие?
|
|
|
