|
24. |
Критика преступника и его судьи. Преступник, зная весь ход обстоятельств, не находит своего поступка настолько вне порядка и понимания, как его судьи и хулители: налагаемое же на него наказание соразмеряется прямо со степенью удивления, которое поступок его возбуждает по своей непостижимости в этих судьях. Если уже и то, что защитник преступника знает, как совершено было преступление, и знает обстоятельства, которые ему предшествовали, имеет значительное влияние, тем более изложение им смягчающих обстоятельств должно бы совершенно уничтожить вину. Или еще яснее: защитник уменьшает постепенно и, наконец, совершенно уничтожает осуждающее и налагающее наказание удивление, принуждая каждого честного слушателя к внутреннему сознанию, что преступник должен был так поступить, как он поступил и что, наказав его, мы накажем вечный закон необходимости. Соразмерять степень наказания со степенью ознакомления с историей преступления или со степенью тех сведений, которые мы можем о нем получить, - не значит ли это нарушать всякое правосудие?
|
25. |
Обмен и справедливость. Обмен может быть только тогда честным и правильным, когда каждая из обменивающих сторон требует столько, сколько по ее мнению стоит ее вещь, принимая во внимание при оценке трудность приобретения, редкость, израсходованное время и т. д., а также то, насколько вещь нравится хозяину. Но как скоро этот последний устанавливаем цену, сообразуясь с потребностью другого, становится он в утонченной форме вором и эксплуататором. Если объектом мены являются деньги, то надо принять в соображение, что франк или талер в руках богатого наследника, поденщика, купца и студента совершенно различные вещи: каждый должен бы получать за них больше или меньше, смотря по тому, более или менее труда стоило добыть монетную единицу ее обладателю - это было бы справедливо; в действительности же бывает, как известно, обратное. в денежном мир талер самого ленивого богача приносит больше прибыли, чем талер бедного и трудолюбивого человека.
|
26. |
Законоположения, как средства. Право, основанное на договоре между равными, существует до тех пор, пока сила заключивших договор сторон остается равной или одинаковой; право создано благоразумием, чтобы положить конец борьбе и обоюдному бесполезному истреблению двух равных сил, который точно так же прекращаются, если одна сторона решительно делается слабее другой: тогда наступает подчинение, и право становится недействительным, но результат получается тождественный с тем, который достигался посредством права, так как благоразумие взявшего верх советует ему беречь силы подчиненных и не тратить их бесполезно, отчего положение подчиненного становится часто благоприятнее, чем положение равносильного. Итак, законоположения суть не цели, а временные средства, советуемые благоразумием.
|
27. |
Объяснение злорадства. Злорадство происходит оттого, что многие из нас чувствуют себя нехорошо в известных отношениях, будь то от забот, раскаяния, или скорби: зло, которому подвергаются наши ближние, ставит их на одну доску с нами и парализует нашу зависть. Если же мы чувствуем себя хорошо, то несчастие ближнего вносится нами в наше сознание, как запасный капитал, чтобы при разразившейся над нами бедой свести наш счет с ближним: и таким образом получается то же злорадство. Направленный на равенство образ мыслей вносит, следовательно, свой масштаб и в область счастья и случайности: злорадство есть обычное выражение радости победы и восстановления равенства даже и в области высшего порядка вещей. Только с тех пор, как человек научился считать других людей себе равными, следовательно, только со времени возникновения общества, появилось злорадство.
|
28. |
Произвол в присуждении наказаний. Большая часть преступников находится в том же положении относительно налагаемых наказаний, как женщина относительно рождаемых ею детей. Люди эти совершали то же самое десятки сотни раз, не испытывая от того дурных последствий, и вдруг преступление открыто, наступает кара. Привычка должна бы уменьшать вину содеянного и делать извинительным преступление, за которое наказуется преступник, так как ему труднее противиться образовавшейся в нем наклонности. Вместо того достаточно подозрения в привычке к преступлению, чтобы усилить наказание; привычка является основанием, уничтожающим всякое снисхождение, когда, напротив, примерная жизнь, которая представляет такой разительный контраст с преступлением, должна бы увеличивать наказуемость, но она обыкновенно служит поводом для уменьшения наказания. Таким образом судят не о преступнике, но о вреде, который он приносить обществу, и опасности, которой он его подвергает; польза, приносимая человеком раньше, зачитается ему за причиненный однажды вред, раньше приносимый вред прибавляется ко вновь открытому вредоносному деянию и оттого в последнем случае применяется высшая степень наказания. Но, наказывая таким образом прошлое человека или награждая его за это прошлое (последнее в том случае, когда уменьшение наказания служит уже наградой), надо бы, не останавливаясь на этом, наказывать или награждать и причину этого прошлого, я хочу сказать родителей, воспитателей, общество и т. д.: тогда, пожалуй, сами судьи окажутся как-нибудь соучастниками вины. Мы останавливаемся произвольно на одном преступнике, наказывая его за прошлое, когда должны бы, если не хотим признать положительной невменяемости всякой вины, ограничиться единичным случаем, не заглядывая в прошлое, следовательно изолировать вину, отнюдь не связывая ее с тем, что было, - иначе получается погрешность против логики. Вы, адепты "свободы воли", применяйте лучше ваше учение на деле и утверждайте смело: ни одно деяние не имеет прошлого.
|
29. |
Зависть и ее более благородный брат. Где равенство действительно вошло в понятие и имеет прочное основание, там возникает страсть, в общем считающаяся безнравственной, страсть эта - зависть. Завистливого оскорбляет всякое возвышение другого над общим уровнем, он хочет или принизить его до этого уровня, или сам до него возвыситься: отсюда происходит двоякий образ действий, обозначенный Гезюдом под видом злой и доброй Эрис. Точно так же в состоянии равенства возбуждается негодование и тем, если другому живется хуже того, чем приличествует его достоинству и равенству с другими, и тем, если ему живется лучше - это чувство боле благородных натур. Они чувствуют недостаток справедливости даже в том, что не зависит от воли человека, т. е. требуют, чтобы признанное человеком равенство признавалось тоже природой и случаем, и сердятся, что равным не живется одинаково.
|
30. |
Зависть древних богов. Зависть богов возникает в том случае, если тот, кого считают низшим, становится в чем-нибудь равным высшему (как Аякс) или если этому низшему настолько благоприятствует судьба, что возвышает его на одну ступень с высшим, (как, напр., Нюбея, изобильно благословенная в своем материнств). в пределах этой общественной табели о рангах зависть предъявляет требование, чтобы никто не превышал заслугами или счастьем своего положения и ничье самосознание не выходило из положенных ему рамок. Часто победоносный предводитель испытывает на себе зависть богов, а также ученик, создавший мастерское произведение.
|
31. |
Недообщественность, как побудительная причина тщеславия. Так как люди ради своей безопасности стали под общий уровень, чтобы основать общину, но понятие равенства по существу своему противно природе отдельного индивидуума и как бы навязывается ему насильно, поэтому, чем больше обеспечена общая безопасность, тем с большей силой пробуждается прежнее стремление к превосходству; проявляющееся в разделение на сословия, в притязании на важные должности и привилегии, вообще в тщеславии (манер, одежды, языка и т. д.). Как скоро возникает вновь опасность, угрожающая общественности, большинство, которое не могло достигнуть превосходства в состоянии общего покоя, требует восстановления равенства: нелепые особые права и тщеславие исчезают на время. При полном разрушении общественности наступает хаос, естественное состояние вступает в свои права, и вместе с тем беззаботное беспощадное неравенство, как это случилось, по словам Фукидита, на Корцире. Не существует больше ни естественного права, ни естественной неправоты.
|
32. |
Справедливость. Правосудие в своем развитии доходить до справедливости, рождающейся между людьми, не погрешавшими против общинного равенства: в случаях, где закон ничего не предписывает, обращаются к боле тонкому применению закона равновесия, которое окидывает одним взглядом то, что впереди и позади, и имеет своим основным правилом: "как ты поступишь со мной, так и яс тобой". Aequum значит дословно "эго соответствует равенству", которое отлаживает наши маленькие различия, приводя их к нашему мнимому уровню и требует, чтобы мы снисходительно относились к тому, если делаем что-нибудь не должное.
|
|
|