Фридрих Ницше
 VelChel.ru
Биография
Хронология
Галерея
Стихотворения
Стихи: Дионисийские дифирамбы
Так говорил Заратустра
Несвоевременные размышления
Злая мудрость. Афоризмы и изречения
Странник и его тень
  §1 - §7
  §8 - §16
  §17 - §23
  §24 - §32
  §33 - §39
  §40 - §52
  §53 - §67
  §68 - §86
  §87 - §106
  §107 - §122
  §123 - §137
  §138 - §156
  §157 - §170
  §171 - §182
  §183 - §192
  §193 - §212
  §213 - §218
  §219 - §239
  §240 - §263
  §264 - §276
§277 - §285
  §286 - §299
  §300 - §320
  §321 - §340
  §341 - §350
Человеческое, слишком человеческое
По ту сторону добра и зла
К генеалогии морали
«ЕССЕ HOMO»
Антихристианин
Веселая наука
Казус Вагнер
Сумерки идолов, или как философствуют молотом
Утренняя заря, или мысль о моральных предрассудках
Рождение трагедии, или Элиннство и пессимизм
Смешанные мнения и изречения
Воля к власти
Рождение трагедии из духа музыки
Cтатьи и материалы
Ссылки
 
Фридрих Вильгельм Ницше

Странник и его тень » Параграфы §277 - §285

 

277.

Плохие заключения. Как плохо мы делаем заключения в мало знакомых нам областях, даже если мы люди науки, при-выкшие к правильному мышлению - это просто позор!.. А между тем именно так неверные заключения имеют решающее значение в великих мировых движениях, в делах политики и во всем внезапном, настойчиво вторгающемся почти каждый день в нашу. жизнь: потому что никто не может сразу вполне разобраться в том, что случилось за ночь; и все рассуждения о политике даже у величайших государственных людей не более, как смелая импровизация.

278.

Посылки машинной эпохи. Пресса, машины, железная дорога, телеграф - все это посылки, растянутые на тысячи лет, заключения же из них никто не решится до сих пор вывести.

279.

Тормоз культуры. Когда мы слышим: мужчины в Германии не имеют времени для производительного труда; весь их день занять военными упражнениями или переодеванием, а другое население должно их кормить и одевать, одежда же их престранная, часто пестрая и дурацкая; между ними не замечается различных индивидуальных качеств, все они похожи друг на друга больше, чем другие люди, или, вернее, их различия не принимаются во внимание, здесь требуется послушание без рассуждения, дающий приказания избегает подтверждать их убеждением; наказаний немного, но они жестоки и легко доходят до последнего ужасающего предала; измена считается величайшим преступлением, только самые храбрые решаются критиковать существующее зло, жизнью дорожат мало и часто рискуют ею из-за честолюбия - кто услышит все это, скажет не подумав: "Это картина варварского общества, находящегося на краю гибели". Иной, может быть, прибавить: "Это описание Спарты"; третий задумается и решить про себя: "Это они сами нашего современного военного строя, который среди чуждых ему культуры и общества, является живым анахронизмом, как сказано выше, картиной варварского общества, находящегося на краю гибели, посмертным творением прошлого, служащим только тормозом для настоящего" . Но иногда и тормоз бывает крайне необходим для культуры, чтобы удержать ее слишком стремительное схождение с горы или, как может быть в данном случае, способствовать ее восхождению на гору.

280.

Больше уважения к сведущим людям. При конкуренции между производителями работы и продавцами, судьей произведения является публика; но она, не имея настоящего знания дела, судит по кажущейся доброте. Следовательно, господство конкуренции развивает искусство достижения внешнего вида (и, пожалуй, вкус), но, напротив, ухудшает качество произведений. Следовательно, если только не понизится уровень разума, то настанет время, когда такой конкуренции будет положено конец, ее победят новые начала. О произведении какого-нибудь ремесла должен бы судить только мастер этого ремесла, а публика руководится верой, внушаемой его личностью и честным именем. Анонимного производства быть не должно! По крайней мере такого, за которое не ручался бы человек сведущий, гарантируя его доброкачественность своим именем, при отсутствии имени производителя или его неизвестности. Дешевизна произведения - это тоже нечто кажущееся, вводящее в обман несведущего человека, так как дешевизну вещи можно определить только по ее прочности, судить о которой очень трудно, а для человека не понимающего дело совершенно невозможно. Итак, все, что нам нравится по виду и дешево стоит, получает превосходство. К такому определению как нельзя больше подходить машинная работа. Наоборот, и машина, как причина наибольшей скорости и легкости производства, вырабатывает только сорта, лучше всего идущие в продаже, иначе от нее не было бы существенной выгоды, она была бы в небольшом употреблении и часто совсем бы не работала. Что же лучше всего идет в продаже, решает, как выше сказано, публика: это то, на чем она больше всего обманывается, что кажется ей, во-первых, хорошим, во-вторых - дешевым. Следовательно, и в области ремесленного производства нашим лозунгом должно быть: "Больше уважения к людям сведущим!"

281-282.

Учитель, как необходимое зло. Надо допускать как можно меньше людей для посредничества между продуктивными умами и умами, жаждущими получить от них знание, потому что посредники почти невольно всегда подмешивают посторонние вещества в пищу, которую они. приносят, затем они слишком дорого ценят свое посредничество, требуя для себя того, чего бывают лишены оригинальные продуктивные умы, а именно: участия, восхищения, времени, денег и многого другого. Итак, пусть учитель останется для нас необходимым злом, так же как и купец, - злом, которое надо по возможности довести до минимума! Если Германия страдает теперь от материальных недостатков, и главная причина этого та, что слишком многие живут торговлею и хотят жить хорошо (следовательно, понижают цены для производителей и возвышают их для потребителей, чтобы довести до возможного максимума убытки тех и других и извлечь себе из этого наибольшую выгоду), то главной причиной бедственного состояния умов можно признать избыток учителей, благодаря которым так мало и плохо учатся.

283.

Налог, взимаемый с уважения. Если знакомый нам и уважаемый нами человек что-нибудь для нас делает или работает, мы охотно платим ему насколько возможно дороже, иногда даже сверх наших средств, незнакомому, напротив, как можно меньше; это борьба, в которой ни один не желает уступить другому ни пяди земли. В работе для нас нашего знакомого есть нечто неоценимое - это то чувство и та изобретательность, которые он в нее влагает только для нас, и мы думаем, что за такое чувство мы можем отплатить ему только какой-нибудь жертвой с нашей стороны. Нет выше налога, как тот, который взимается с уважения. Чем больше распространена конкуренция, при которой покупают у незнакомых и работают для незнакомых, тем ниже становится этот налог, служащий прибыли высоты сердечных отношений между людьми.

284.

Средство к достижению настоящего мира. Ни одно правительство не признается, что оно содержит войско для удовлетворения своей страсти к завоеваниям, если к этому представится подходящий случай, но утверждает, что держит его только для защиты страны, прикрываясь моралью необходимой самообороны. Но не значит ли это, признавать себя нравственным, а соседа безнравственным, потому что мы представляем его себе стремящимся к нападениям и завоеваниям, от которых должно постараться оградить себя наше государство, проискав средства к самозащите. Кроме того, за то, что он, подобно нам, отрицает свою страсть к нападениям и будто бы держит войско тоже только для необходимой самообороны, руководясь в этом нашими же мотивами, мы называем его лицемерным и хитрым преступником, готовым напасть на невинную, бесхитростную жертву, которая неспособна на сопротивление. Таково теперь взаимное отношение всех держав, основывающееся на предположении добрых намерений у себя и злых у соседа. Но это предположение ведь бесчеловечно, пожалуй бесчеловечнее самой войны, да в сущности оно-то и служит причиной войн, так как бросает на соседа тень безнравственности и тем, очевидно, вызывает в нем враждебные чувства, переходящие в дело. От представления о войске средством необходимой самообороны нужно так же отказаться, как и от представления о нем, как о средстве удовлетворения страсти к завоеваниям. И, быть может, настанет день, когда народ, отличившийся победоносными войнами, высшим развитием военного устройства и ума и привыкший приносить всему этому величайшие жертвы, добровольно воскликнет: "Долой оружие!" - и разрушит до основания все свое военное устройство. Стать безоружным, когда так хорошо умел владеть оружием, на это способны только люди, одаренные высокими чувствами - это средство достигнуть настоящего мира, который всегда должен основываться на миролюбивых намерениях, тогда как так называемый вооруженный мир, вводимый теперь во всех странах, предполагает враждебность намерений и недоверие к соседям, которое заставляет из ненависти и страха сохранять при себе оружие. Но не лучше ли погибнуть, чем постоянно ненавидеть и бояться? Сто раз лучше погибнуть, чем внушать ненависть и страх - это изречение должно бы служить основным правилом для всякого отдельного государственного устройства. Нашим либеральным народным представителям недостает, как известно, времени, чтобы подумать о природе человека: иначе бы они знали, что работать над облегчением военной тяготы, - напрасный труд. Напротив, чем больше будет это бедствие, тем ближе будут к Богу, который может один здесь помочь. Древо военной славы может быть разрушено только сразу, когда в него ударит молния, но она падает, как известно, из тучи с высоты.

285.

Примиримы ли собственность и справедливость? Когда несправедливость собственности начинает сильно чувствоваться, - теперь мы снова переживаем такое время, - то обыкновенно указывают на два средства для ее устранения: во-первых, на общий раздел имущества, и во-вторых - на уничтожение собственности и возвращение в общину того, что каждый имеет. Последнее средство по душе нашим социалистам, которые ненавидят Моисея за то, что он сказал: "не укради!" По их мнению, восьмая заповедь должна бы гласить: не имей собственности! Опыты по первому рецепту часто производились в древности, хотя и в маленьком размере, но всегда неудачно, что может служить нам уроком. "Равные участки" сказать легко; но сколько неприятностей возникает при долженствующем для этого совершиться разделе и отрезе земли, когда приходится расставаться с издавна насиженным местом, сколько священных чувств оскорбляются и приносятся при этом в жертву. Вырывая пограничные камни, не вырывают ли вместе с ними и нравственность? И опять-таки, сколько является новых поводов к раздражению между владельцами, сколько зависти и недоброжелательства, так как двух совершенно одинаковых участков быть не может, да, если б они и были, то люди бы не поверили этому из-за зависти к ближнему. И сколько же времени продолжалось это больное, отравленное в корне равенство? Через несколько поколений участки, переходя по наследству, то дробились так, что иногда один участок доставался пятерым, то сливались по несколько вместе так, что, бывало, пять участков приходились на долю одного; если же старались предотвратить подобное зло строгими законами о наследстве, то, сохраняя этим равенство участков, порождали нуждающихся и недовольных, которые, не имя ничего, относились с недоброжелательством к родственникам и соседям, поставленным в лучшие условия, и стремились к ниспровержению существующего порядка. Если мы захотим поступить по второму рецепту, т. е.. возвратить все частные имущества в общину, сделав каждого члена общины только временным арендатором, то этим мы подорвем земледелие. Потому что человек никогда не радеет о том, что дано ему на короткое время, а эксплуатирует свое временное достояние, грабя его, как разбойник, или тратя, как беспутный расточитель. Хотя Платон и думает, что с уничтожением собственности уничтожится эгоизм, но ему можно ответить, что не будь у человека эгоизма, у него не было бы и четырех главных добродетелей, - надо еще прибавить: злейшая чума не могла бы принести такого, вреда человечеству, как то, если б оно лишилось в один прекрасный день своего тщеславия. Да и что такое сами добродетели без эгоизма и тщеславия? Скажем прямо, он не что иное, как маски и названия добродетелей. Основная мелодия утопии Платона, которую продолжают петь социалисты, берет свое начало в недостаточном познании человека: он не был знаком с историей морального ощущения, у него не было разумного происхождения добрых, полезных качеств человеческой души. Как и все в древности, он верил в добро и зло, признавая между ними такую же противоположность, как между белым и черным, настолько же радикально противоположными считал он добрых и злых людей, хорошие и дурные качества. Для того, чтобы имущество получило больше доверия и призналось более нравственным, дадим возможность приобретать небольшую собственность путем труда, но воспрепятствуем быстрому и легкому обогащению, для этого возьмем из рук частных лиц и обществ все отрасли транспорта и торговли, способствующие накоплению больших состояний, особенно же вексельные дела, и будем считать как того, кто слишком много имеет, так и того, кто ничего не имеет, за существа одинаково опасные для общественного блага.
Алфавитный указатель: А   Б   В   Г   Д   Е   Ж   З   И   К   М   Н   О   П   Р   С   Т   У   Х   Ч   

 
 
Copyright © 2024 Великие Люди   -   Фридрих Ницше