| |
183. |
|
И гневу и наказанию свое время. Гнев и наказание получены нами в дар от зверей. Человек становится совершеннолетним только тогда, когда он возвращает животным этот дар, которым они наградили его при рождении. В этом сокрыта величайшая мысль человечества, прогресс всех прогрессов. Перенесемся мысленно за несколько столетий вперед, друзья мои! Людям предстоит в будущем очень много радостей, о которых и не снится живущим теперь на земле! И мы можем быть вполне уверены, что это будет так, и готовы дать присягу, что люди вкусят эти радости, если только человеческий разум не остановится в своем развитии. Наступит время, когда им покажется невыносимо отвратительным тот логический грех, который заключается в гневе и наказании, в их единичном или общественном проявлении. Это будет, когда сердце и голова привыкнут жить на столько в тесном общении, на сколько теперь они далеки друг от друга. Что они не будут столь разъединены, как были первоначально, достаточно видно уже из хода развития человечества, и тот, кто окинет взором пройденную им жизнь умственной деятельности, сознает с гордой радостью, что, несмотря на все препятствия, он уничтожил разъединение своего разума и сердца и достиг их сближения, на которое он может возложить теперь еще большие надежды.
|
184. |
|
Происхождение пессимистов. Кусок хорошей пищи или недостаток ее часто бывает причиной того, смотрим ли мы на мир впалыми мрачными глазами, или глазами полными надежды: и такие взгляды переходят и на высшие духовные области. Недовольство и пессимизм унаследованы современным поколением от голодавших когда-то предков. И у некоторых наших художников и поэтов, как бы роскошно они сами ни жили, замечается иногда, что они не хорошего происхождения и получили от своих живших в унижении и голодавших предков многое такое, что вошло в их плоть и кровь и проглядывает в их творениях, давая им известную окраску. Культура греков - это культура людей издавна достаточных, они жили в продолжение почти двух веков лучше, чем мы (лучше во всяком отношении, а главное - их пища и питье были много проще); такая жизнь дала полное развитие их мозгу, и вместе с тем сделала его таким утонченным, кровь их стала быстро переливаться в жилах, как горячее легкое вино, так что хорошее и лучшее не являлось у них чем-то насильственным, подернутым мрачным флером, но ярко выступало в красивой форме, озаренной солнечным сиянием.
|
185. |
|
О разумной смерти. Что разумнее, остановить ли машину, когда она кончила заданную ей работу - или не прекращать ее движения, пока она не остановится сама, т. е.. пока она не испортится. Не будет ли последнее напрасной растратой ее стоимости, злоупотреблением сил и трудов приставленных к ней служителей? Не бросается ли здесь, как ненужное, то, что могло бы очень пригодиться в другом месте? Не возбудится ли подобным отношением к машинам вообще неуважение к ним? Я говорю о невольной и самовольной смерти. Естественная смерть, не имеющая ничего общего с разумом, вполне "неразумная" смерть, при которой жалкое вещество оболочки определяет срок существования зерна, т. е. хилый, больной, тупоумный тюремщик решает, когда должен умереть его знатный пленник. Естественная смерть - это самоубийство природы, уничтожение разумного существа связанным с ним не разумнейшим существом. Только с мистической точки зрения выходит обратное, так как тогда признается справедливым, что высший разум дает повеления низшему разуму и тот должен им повиноваться. Со всякой же другой точки зрения естественная смерть не заслуживает никакого прославления. Мудрое определение срока смерти и распоряжение ею принадлежит к кажущейся теперь безнравственной моральной философии будущего, один взгляд на зарю которой дает уже невыразимое счастье.
|
186. |
|
Орудие регресса. Все преступники возвращают общество к прежним, уже пройденным ступеням культуры; они действуют регрессивно. Припомним только орудия, которые общество должно создавать и содержать для самообороны, как-то: тюремщиков, палачей, включая, сюда публичного обвинителя и адвоката, и спросим себя, не производят ли как сами судьи, так и наказания, и все судопроизводство скорее удручающее, чем возвышающее действие на тех, кто не совершал преступлений: как бы то ни было, но самооборону и месть никогда не удастся облечь в одежду невинности и когда для достижения общественных целей приносится в жертву какой-нибудь человек, это вызывает всегда скорбь в высших представителях человечества.
|
187. |
|
Война, как целебное средство. Слабеющим, истощенным народам можно посоветовать, как лекарство, войну, если они хотят еще жить; как во всякой чахотке, так и в народе необходимо радикальное, сильное лечение. Вечное желание жить и страх смерти - признак дряхлости чувств: чем полнее и здоровее живет человек, тем скорее готов он пожертвовать жизнью за минуту хороших ощущений. Народ, который так живет и чувствует, не нуждается в войне.
|
188. |
|
Духовная и телесная пересадка, как целебное средство. Различные культуры представляют различные духовные климаты, вредные или полезные для того или другого организма. История в целом, знакомя нас с "различными культурами", дает нам рецепты лекарств, но не учит, как надо ими пользоваться. Для того, чтобы воспользоваться рецептами предлагаемых ею лекарств, надо прибегнуть к помощи врача, который отправит пациента в пригодный ему климат, на время или навсегда. Нельзя заставить жить всех в какой-нибудь одной современной культуре, при этом бы вымерло слишком много в высшей степени полезных пород людей, которые не могли бы в ней свободно дышать. С помощью истории им можно дать нужного им воздуху и поддержать их жизнь; и люди устарелых культур имеют свою цену. При этом духовном лечении, конечно, необходимо, чтобы человечество прежде всего постаралось получше узнать по медицинской географии какие вырождения и болезни производит известная страна и какие в ней действуют целебные факторы и затем озаботилось переселением народов, семей и отдельных лиц, производя это переселение постепенно и непрерывно до тех пор, пока не будут уничтожены наследственные физические недостатки. Вся земля обратится в конце концов в бесчисленное количество санаториев.
|
189. |
|
Дерево человечества и разума. То, что пугает вас, при вашей старческой близорукости, в излишнем населении земли, внушает людям, не столь безнадежно смотрящим на вещи, великую задачу: они думают, что человечество разрастется когда-нибудь в дерево, которое осенит собою всю землю и на котором будут миллиарды цветов, долженствующих обратиться в плоды; а для того, чтобы такое дерево могло существовать, надо заблаговременно приготовить землю, чтобы она могла его прокормить, а для этого уже начатого в ничтожных размерах дела нужно, чтобы земля набиралась соков и сил, чтобы соки эти правильно распространялись по всем ее бесчисленным каналам для питания как целого, так и отдельных частей - такие и подобные им задачи должны служить масштабом при оценке полезности и бесполезности современного человека. Задача так велика и смела, что мы все должны сделать все от нас зависящее, чтобы не дать преждевременно погибнуть дереву! Мудрому историку удается иногда окинуть одним взглядом всю деятельность человечества за целую эпоху и также ясно ее себе представить, как мы ясно видим жизнь муравьев в искусно воздвигнутых муравейниках. Для поверхностного наблюдателя может показаться, что человечество в целом так же, как и муравьиное царство, руководится инстинктом, но при более строгом исследовании мы узнаем, что целые народы, целые эпохи заняты изысканием и испытанием новых средств на пользу великого целого человечества и, в конце концов, того плодового дерева, в которое оно должно разрастись. Вред, всегда приносимый этими неудачными попытками отдельным людям, народам, эпохам, приносит пользу в том отношении, что делает некоторых умнее, и ум их медленно разливается по целым народам и эпохам, влияя на их мероприятия. Ведь бывает, что и муравьи ошибаются и заблуждаются, также и человечество может принять такие глупые средства, которые гибельно отзовутся на нем, и оно преждевременно увянет, - ни у тех, ни у других нет верно руководящего их инстинкта. Лучше взглянем прямо в лицо великой задаче приготовления земли для обильного радостного плодородия - задаче, руководимой разумом для разума.
|
190. |
|
Восхваление бескорыстия и его происхождение. Между двумя собеседниками - племенными начальниками - существовала всегда исконная вражда: они опустошали друг у друга поля, уводили стада, сжигали дома, но так как силы их были приблизительно равны, то в общем никто из них не имел решительного перевеса. Третий, который по замкнутому положению своих владений мог держаться в сторонe от этих распрей, но все же имел основание бояться, что наступит день, когда один из этих задорных соседей возьмет решительный перевес над другим, торжественно выступал посредником между враждующими, как бы желая им добра, когда как для него самого было настолько важно заключение между ними мира, что он потихоньку сговаривался соединиться с каждым из них против того, кто бы воспротивился примирению. Враги приходили к нему, нерешительно соединяли в его руке свои руки, бывшие до той поры зачастую орудиями ненависти и мести - мир был заключен и его, действительно серьезно старались поддерживать. Обе стороны видели с удивлением, как, благодаря этому, возрастало их благосостояние, как им становилось лучше жить, когда сосед вместо того, чтобы коварно и открыто причинять всякое зло соседу и всячески издаваться над ним, вступал с ним в торговые сношения, покупая у него и продавая ему товары и оказывая ему помощь в случае непредвиденной беды, вместо того, чтобы пользоваться этой бедой, как было раньше, и стараться ее увеличить. Даже порода людей в обеих странах как будто улучшилась с тех пор: взоры всех просветлели, лбы разгладились, у всех явилось упование на судьбу - а ничего, как известно, не влияет так хорошо на душу и тело человека, как такое упование. Ежегодно в день заключения союза начальники со своими подчиненными являлись вместе перед лицом посредника, и чем больше была польза, которой они были ему обязаны, тем более восхищались они и чтили его поступок, называя его бескорыстным. Так как все внимание их было поглощено только приобретенной ими самими пользой, то они и видели в этом поступке бескорыстие, потому что положение соседа - посредника от него не изменилось настолько к лучшему, как их собственное. В первый раз они сказали себе, что бескорыстие – добродетель. Конечно, оно проявлялось у них и раньше, но все в маловажных и частных делах, заметной же стала эта добродетель с тех пор, как она появилась, написанная крупным шрифтом на стене, на виду у всей общины. Нравственные качества признаются добродетелями, получают название и рекомендуются людям для усвоения вообще всегда с того только момента, когда они стали видимой причиной счастья или несчастия целых обществ: это вызывает обыкновенно у многих такое сильное чувство, такое возбуждение внутренних творческих сил, что каждый приносит этим признанным качествам дары, которые берет из своей природы: серьезный кладет к их ногам свою серьезность, достойный - свое достоинство, женщины - свою кротость, юноши - все свои надежды и мечты о будущем; поэт выражает их сущность словами и дает им имена, олицетворяет их, придумывает им родословную и, наконец, как все художники, начинает сам поклоняться образам своей фантазии и учит на них молиться и других. Таким образом, вследствие тТого, что любовь и благодарность всех украшают добродетель, как статую своими дарами, она становится складом всего хорошего и достойного уважения, чем-то в роде храма и вместе с тем каким-то божеством. Тогда она обособляется, как самодовлеющее существо, чего прежде не было, и получает права и власть
священной сверх человечности. В Греции позднейших времен города были полны такими обоготворено - очеловеченными абстрактами (да простят мне странное слово из-за особого понятия, им выражаемого), народ создал себе на свой образец платоническое идейное небо на земле, и не думаю, чтобы его обитатели представлялись ему менее живо, чем старинные божества Гомера.
|
191. |
|
Темные времена. Темными временами называются в Норвегии такие, когда солнце целый день не показывается на небе, при чем температура непрерывно и медленно опускается. Это прекрасное уподобление для всех тех мыслителей, для которых на время исчезает солнце будущей судьбы человечества.
|
192. |
|
Философские роскоши. Садик, фиги, кусочек сыра и при этом трое или четверо добрых друзей - вот что было идеалом роскоши для Эпикура.
|
|
|
