Фридрих Ницше
 VelChel.ru
Биография
Хронология
Галерея
Стихотворения
Стихи: Дионисийские дифирамбы
Так говорил Заратустра
Несвоевременные размышления
Злая мудрость. Афоризмы и изречения
Странник и его тень
  §1 - §7
  §8 - §16
  §17 - §23
  §24 - §32
  §33 - §39
  §40 - §52
  §53 - §67
  §68 - §86
  §87 - §106
  §107 - §122
  §123 - §137
§138 - §156
  §157 - §170
  §171 - §182
  §183 - §192
  §193 - §212
  §213 - §218
  §219 - §239
  §240 - §263
  §264 - §276
  §277 - §285
  §286 - §299
  §300 - §320
  §321 - §340
  §341 - §350
Человеческое, слишком человеческое
По ту сторону добра и зла
К генеалогии морали
«ЕССЕ HOMO»
Антихристианин
Веселая наука
Казус Вагнер
Сумерки идолов, или как философствуют молотом
Утренняя заря, или мысль о моральных предрассудках
Рождение трагедии, или Элиннство и пессимизм
Смешанные мнения и изречения
Воля к власти
Рождение трагедии из духа музыки
Cтатьи и материалы
Ссылки
 
Фридрих Вильгельм Ницше

Странник и его тень » Параграфы §138 - §156

 

138.

Перспектива c птичьего полета. Представим себе такой ландшафт, где бурные горные потоки ввергаются со всех сторон в пропасть; их течение так бурно и так приковывает к себе взгляд, что голые или покрытые лесом горные склоны кажутся нам не спускающимися вниз, но стремящимися туда вместе с потоками. При этом виде сердце сжимается от страха: кажется, что в нем скрывается что-то враждебное, и что единственное спасение от этого представляет зияющая перед нами пропасть. Такое местоположение нельзя нарисовать иначе, как паря над ним в воздухе, как птица. И так называемая перспектива с птичьего полета будет здесь не художественным вымыслом, а единственно возможною.

139.

Рискованные сравнения. Если рискованные сравнения являются не вследствие игривости писателя, то они указывают на переутомление его фантазии и во всяком случай служат доказательством его дурного вкуса.

140.

Танцующие в оковах. При чтении каждого из греческих поэтов и прозаиков является вопрос: какие он вздумал наложить на себя новые оковы, которые сумел сделать столь привлекательными для своих современников, что нашел себе последователей. Так как то, что называется нововведением (напр. в метрике) не более, как только новые цепи, налагаемые на себя писателем. "Танцевать в цепях", чувствовать их тяжесть и давать иллюзию легкости - вот фокус, которым они хотят нас удивить. Уже у Гомера заметно обилие унаследованных формул и эпических законов повествования, под тяжестью которых он должен был танцевать: а он сам создал еще новые условности для вступающих в заповедный круг поэзии. Такова была школа воспитания греческих поэтов; прежде всего они должны были возложить на себя все тяготы, оставшиеся от прежних поэтов, затем выдумать еще для себя новые и грациозно их победить, так чтобы эта победа была замечена и возбудила восторг.

141.

Изобилие в писаниях авторов. Последнее качество, являющееся у, хороших авторов - это изобилие; кто приносит его в начале своей писательской деятельности, никогда не будет хорошим автором. Благороднейшие скаковые лошади всегда бывают худы и полнеют только почивши на лаврах своих побед.

142.

Пыхтящие герои. Узкогрудые поэты и художники, страдающие недостатком чувств, заставляют обыкновенно пыхтеть своих героев - они не понимают, что люди могут дышать легко.

143.

Полуслепой. Человек со слабым зрением - смертельный враг всех расплывчатых авторов. Какова его злость, когда закрыв книгу, он видит, что автор употребил пятьдесят страниц для того, чтобы высказать пять мыслей, - это справедливая злость за то, что он даром напрягал свое слабое зрение. Один полуслепой сказал: "все авторы слишком многоречивы"...

144.

Стиль бессмертия. Как Фукидид, так и Тацит при обработке своих сочинений хотели их сделать бессмертными, что можно заметить, если бы мы этого и не знали, из их стиля. Один хотел увековечить свои мысли с помощью варки, другой - соли, и оба не ошиблись в своих расчетах.

145.

Против картинности и уподобления. Картинами и уподоблениями можно убедить, но нельзя ничего доказать. Поэтому наука боится всякой картинности и уподобления, отвергая убеждения и вероятности и вызывая, напротив, холодное недоверие своим ничем не приукрашенным способом выражения: потому что недоверие - лучший пробный камень для золота, из которого выливается достоверность.

146.

Осторожность. Кому недостает основательных знаний, тот должен остерегаться писать в Германии. Потому что добрый немец не скажет: "он невежда", но "он человек сомнительного характера!" Это поспешное заключение служит, впрочем, к чести немцев.

147.

Размалеванный скелет. Размалеванными скелетами можно назвать тех авторов, которые заменяют недостаток тела искусственными красками.

148.

Высокий стиль и нечто высшее. Скоре можно научиться писать высокопарно, чем легко и гладко. Причины тому лежат в нравственных началах.

149.

Себастьян Бах. Если вы будете слушать музыку Баха без совершенного и разумного знания контрапункта и всех родов фуг, и вследствие этого должны будете сами искать в ней непосредственное артистическое наслаждение, то вам покажется (употребим возвышенное выражение Гёте), как будто бы вы присутствовали при сотворении мира! Другими словами, мы чувствуем, что здесь создается, но еще не создано ничто великое: наша гениальная новая музыка. Она уже победила мир, одержав победу над национальностью и контрапунктом. Бах стоит на горизонте европейской (новой) музыки, но оглядывается назад, на средние века.

150.

Гендель. Гендель, смелый по замыслу своей музыки, стремящийся внести в нее новое, правдивый и сильный, проникавшийся героизмом, на который бывает способен народ и который находил отголосок в его сердце - бывал робок и холоден, когда писал свою музыку, ему наскучило собственное творчество и он пользовался тогда некоторыми рутинными методами исполнения, писал много и торопливо и радовался, когда кончал, - но не той радостью, какую должен был чувствовать всякой творец, закончив свое творение.

151.

Гайден. Насколько гениальность может быть присуща просто хорошему человеку, доказывает нам Гайден. Он доходит до границы, которую нравственность полагает между собой и интеллектуальностью; он сочиняет только такую музыку, у которой нет "прошлого".

152.

Бетховен и Моцарт. В музыке Бетховена часто проявляется задумчивость человека, растроганного до глубины души тем, что он неожиданно слышит опять ту мелодию "невинности в звуках", которую он уже считал навеки утраченной; это музыка в музыке. Из песен наших детей на улице, из однотонных напевов странствующих итальянцев, из звуков ночного карнавала, из мотивов танцев в деревенской корчме, - вот откуда заимствует он свои мелодии и, как пчела, несет их в свой улей, улавливая по дороге тут и там отдельный звук или краткое сочетание звуков. Для него эти мелодии светлые воспоминания из "лучшего мира", так же как для Платона - его идеи. Моцарт иначе относится к своим мелодиям, он находит вдохновение не в слушании музыки, но в созерцании жизни, шумной южной жизни, он всегда мечтал об Италии, хотя никогда там не был.

153.

Речитатив. В прежнее время речитатив был сухим, теперь он вымок оттого, что упал в воду и носится по прихоти волн.

154.

Веселая музыка. На человека, давно не слыхавшего музыки, она действует, как тяжелое южное вино, мгновенно разливаясь по его жилам и, наркотически усыпляя его душу, которую она приводит в состояние не то полубодрствования, не то дремоты; особенно действует так "веселая" музыка, она дает и чувство горечи, и удивления, и скуки, и тоски по родине и преподносит все это, как подслащенную отраву, которую хочется пить без конца. При этом кажется, что веселая шумная зала становится тише, свет люстр тускнет, и, наконец, музыка словно звучит в темнице, где томится бедный заключенный и не может спать от тоски по родине.

155.

Франц Шуберт. Франц Шуберт ниже по своему артистическому достоинству тех вышепоименованных великих музыкантов, от которых получил однако в наследство великие музыкальные богатства. По своей сердечной доброте он щедро расточал их направо и налево так, что музыканты могут пробавляться его сочинениями еще по крайней мере два столетия. В его произведениях лежит сокровище нетронутых изобретенных им мелодий, и таких, которые велики тем, что были заимствованы другими. Если Бетховена можно назвать идеальным слушателем уличного музыканта, то Шуберт имеет право называться сам уличным музыкантом.

156.

Новейшая интерпретация музыки. Грандиозная траги-драматическая интерпретация музыки получила свой характер от подражания манерам великого грешника, с медленной походкой, страстно-мечтательного, не находящего себе места от угрызений совести, бегущего в ужасе, мелящего от восторга, неподвижно стоящего под гнетом отчаяния и т. д., одним словом, со всеми атрибутами великого грехопадения. Предвзятое мнение, что все люди великие грешники и только и делают, что грешат, может одно служить оправданием приложения такого стиля интерпретации ко всякой музыке: и действительно, если только музыка должна изображать жизнь, то с этой точки зрения ей приходится постоянно изображать действия великих грешников. Однако, если слушатель не достаточно проникнут духом мистицизма, чтобы понять эту логику, то он может воскликнуть с испугом: "Помилосердуйте, что же имеет музыка общего с грехом!"
Алфавитный указатель: А   Б   В   Г   Д   Е   Ж   З   И   К   М   Н   О   П   Р   С   Т   У   Х   Ч   

 
 
Copyright © 2024 Великие Люди   -   Фридрих Ницше