|
|
|
Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого »
Часть третья » О прохождении мимо |
|
О прохождении мимо
- Так, медленно проходя среди многих народов и через различные города, вернулся Заратустра окольным путём в свои горы и свою пещеру. И вот, подошёл он неожиданно к воротам большого города; но здесь бросился к нему с распростёртыми руками беснующийся шут и преградил ему дорогу. Это был тот самый шут, которого народ называл «обезьяной Заратустры»:[35] ибо он кое-что перенял из манеры его говорить и охотно черпал из сокровищницы его мудрости. И шут так говорил к Заратустре:
- «О Заратустра, здесь большой город; тебе здесь нечего искать, а потерять ты можешь всё.
- К чему захотел ты вязнуть в этой грязи? Пожалей свои ноги! Плюнь лучше на городские ворота и - вернись назад!
- Здесь ад для мыслей отшельника: здесь великие мысли кипятятся заживо и развариваются на маленькие.
- Здесь разлагаются все великие чувства: здесь может только громыхать погремушка костлявых убогих чувств!
- Разве ты не слышишь запаха бойни и харчевни духа? Разве не стоит над этим городом смрад от зарезанного духа?
- Разве не видишь ты, что души висят здесь, точно обвисшие, грязные лохмотья? - И они делают ещё газеты из этих лохмотьев!
- Разве не слышишь ты, что дух превратился здесь в игру слов? Отвратительные слова-помои извергает он! - И они делают ещё газеты из этих слов-помоев!
- Они гонят друг друга и не знают куда? Они распаляют друг друга и не знают зачем? Они бряцают своей жестью, они звенят своим золотом.
- Они холодны и ищут себе тепла в спиртном; они разгорячены и ищут прохлады у замёрзших умов; все они хилы и одержимы общественным мнением.
- Все похоти и пороки здесь у себя дома; но существуют здесь также и добродетельные, существует здесь много услужливой, служащей добродетели:
- Много услужливой добродетели с пальцами-писаками и с твёрдым седалищем и ожидалищем; она благословлена мелкими надгрудными звёздами и набитыми трухой, плоскозадыми дочерьми.
- Существует здесь также много благочестия, много лизоблюдов и льстивых ублюдков перед богом воинств.
- Ибо «сверху» сыплются звёзды и милостивые плевки; вверх тянется каждая беззвёздная грудь.
- У месяца есть свой двор и при дворе - свои придурки; но на всё, что исходит от двора, молится нищая братия и всякая услужливая нищенская добродетель.
- «Я служу, ты служишь, мы служим» - так молится властелину всякая услужливая добродетель: чтобы заслуженная звезда прицепилась наконец ко впалой груди!
- Но месяц вращается ещё вокруг всего земного: так вращается и властелин вокруг самого-что-ни-на-есть земного, - а это есть золото торгашей.
- Бог воинств не есть бог золотых слитков; властелин предполагает, а торгаш - располагает!
- Во имя всего, что есть в тебе светлого, сильного и доброго, о Заратустра! плюнь на этот город торгашей и вернись назад!
- Здесь течёт кровь гниловатая и тепловатая и пенится по всем венам; плюнь на большой город, на эту большую свалку, где пенится всякая накипь!
- Плюнь на город подавленных душ и впалых грудей, язвительных глаз и липких пальцев -
- - на город нахалов, бесстыдников, писак, пискляк, растравленных тщеславцев -
- - где всё скисшее, сгнившее, смачное, мрачное, слащавое, прыщавое, коварное нарывает вместе -
- - плюнь на большой город и вернись назад!»
- - Но здесь прервал Заратустра беснующегося шута и зажал ему рот.
- «Перестань наконец! - воскликнул Заратустра. - Мне давно уже противны твоя речь и твоя манера говорить!
- Зачем же так долго жил ты в болоте, что сам должен был сделаться лягушкой и жабою?
- Не течёт ли теперь у тебя самого в жилах гнилая, пенистая, болотная кровь, что научился ты так квакать и поносить?
- Почему не ушёл ты в лес? Или не пахал землю? Разве море не полно зелёными островами?
- Я презираю твоё презрение, и, если ты предостерегал меня, - почему же не предостерёг ты себя самого?
- Из одной только любви воспарит полёт презрения моего и предостерегающая птица моя: но не из болота! -
- Тебя называют моей обезьяной, ты, беснующийся шут; но я называю тебя своей хрюкающей свиньёй - хрюканьем портишь ты мне мою похвалу глупости.
- Что же заставило тебя впервые хрюкать? То, что никто достаточно не льстил тебе: поэтому и сел ты вблизи этой грязи, чтобы иметь основание вдоволь хрюкать, -
- - чтобы иметь основание вдоволь мстить! Ибо месть, ты, тщеславный шут, и есть вся твоя пена, я хороню разгадал тебя!
- Но твоё шутовское слово вредит мне даже там, где ты прав! И если бы слово Заратустры было даже сто раз право, - ты всё-таки вредил бы мне - моим словом!»
- Так говорил Заратустра; и он посмотрел на большой город, вздохнул и долго молчал. Наконец он так говорил:
- Мне противен также этот большой город, а не только этот шут. И здесь и там нечего улучшать, нечего ухудшать!
- Горе этому большому городу! - И мне хотелось бы уже видеть огненный столб, в котором сгорит он!
- Ибо такие огненные столбы должны предшествовать великому полдню. Но всему своё время и своя собственная судьба.
- Но такое поучение даю я тебе, шут, на прощание: где нельзя уже любить, там нужно - пройти мимо! -
- Так говорил Заратустра и прошёл мимо шута и большого города.
|
|
|
