|
|
|
Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого »
Часть третья » О блаженстве против воли |
|
О блаженстве против воли
- С такими загадками и с горечью в сердце плыл Заратустра по морю. Но на четвёртый день странствования, когда он уже был далеко от блаженных островов и от своих друзей, он превозмог всю свою печаль: победоносно, твёрдой ногою стоял он снова на пути своей судьбы. И так говорил тогда Заратустра к своей ликующей совести:
- - Опять я один и хочу им быть, один с ясным небом и свободным морем; и снова послеполуденное время вокруг меня.
- В послеполуденное время обрёл я некогда впервые своих друзей, также в послеполуденное время вторично обрёл я их: в тот час, когда становится более спокойным всякий свет.
- Ибо частички счастья, блуждающие ещё между небом и землёй, ищут пристанища себе в светлой душе: теперь от счастья стал более спокойным всякий свет.
- О послеполуденное время моей жизни! Однажды спустилось также и моё счастье в долину искать себе пристанища: тогда обрело оно эти открытия, гостеприимные
души.
- О послеполуденное время моей жизни! Чего не отдал бы я, чтобы иметь одно: живое насаждение моих мыслей и утренний рассвет моей высшей надежды!
- Последователей искал некогда созидающий и детей своей надежды - и вот оказалось, что он не может найти их иначе, как сам впервые создав их.
- Так и я нахожусь среди своего дела, идя к своим детям и возвращаясь от них: ради своих детей должен Заратустра довершить самою себя.
- Ибо от всего сердца любят только своё дитя и своё дело; и где есть великая любовь к самому себе, там служит она признаком беременности, - так замечал я.
- Ещё цветут мои дети своей первой весною; стоя близко друг к другу, вместе колеблемые ветром деревья моего сада и лучшей земли.
- И поистине! Где такие деревья стоят близко друг к другу, там находятся блаженные острова!
- Но когда-нибудь я вырою их и рассажу каждое отдельно: чтобы научилось оно одиночеству, упорству и осторожности.
- Суковатым и изогнутым, с гибкой твёрдостью должно стоять оно у моря, живым маяком непобедимой жизни.
- Там, где бури низвергаются в море и хобот гор пьёт воду, там должно стоять каждое из них, днём и ночью, на страже, чтобы испытать и познать себя.
- Испытано и познано должно быть оно, чтобы знать, моего ли оно рода и происхождения, - господин ли оно упорной воли, молчаливо ли, даже когда говорит, и делает ли вид, что берёт, отдавая:
- - чтобы стать некогда моим последователем и созидающим и празднующим вместе с Заратустрой - таким, что пишет мою волю на моих скрижалях: для более полного довершения всех вещей.
- И ради него и подобных ему должен я довершить самого себя, поэтому бегу я теперь своего счастья и отдаю себя в жертву всем несчастьям - чтобы испытать и познать себя в последний раз.
- И поистине, настало время мне уходить; и тень странника, и поздняя пора, и самый тихий час - всё говорило мне: «Давно пора!»
- Ветер проникал в замочную скважину и говорил: «Иди!» Дверь лукаво распахивалась и говорила: «Уходи!»
- Но я лежал, прикованный любовью к своим детям: желание любви наложило на меня эти узы, так что я сделался жертвою своих детей и из-за них потерял себя.
- Желать - это уже значит для меня: потерять себя. У меня есть вы, мои дети! В этом обладании всё должно быть уверенностью и ничто не должно быть желанием.
- Но солнце моей любви пылало надо мной, в собственном соку варился Заратустра, - тогда пронеслись тень и сомнение надо мной.
- Я уже жаждал мороза и зимы. «О, если бы мороз и зима заставили меня снова дрожать от стужи и щёлкать зубами!» - вздыхал я, - тогда поднялись от меня ледяные туманы.
- Моё прошлое вскрыло свои могилы, проснулось много страдания, заживо погребённого: оно лишь дремало, сокрытое в саване.
- Так всё кричало мне знаками: «Пора!» Но я - не слушал; пока наконец не зашевелилась моя бездна и моя мысль не укусила меня.
- О бездонная мысль, ты - моя мысль! Когда же найду я силу слышать, как ты роешь, и не дрожать более?
- До самой гортани стучит моё сердце, когда я слышу, как ты роешь! Даже твоё молчание душит меня, ты, бездонная молчальница!
- Никогда ещё не решался я вызвать тебя наружу: довольно того уже, что носил я тебя - с собою! Ещё не был я достаточно силён для последней смелости льва и дерзости его.
- Твоя тяжесть всегда была для меня уже достаточно ужасной; но когда-нибудь я должен найти силу и голос льва, который вызовет тебя наружу!
- И когда я преодолею это в себе, тогда преодолею я ещё и нечто большее; и победа должна быть печатью моего довершения!
- А до тех пор я блуждаю ещё по неведомым морям; случай льстит мне и ласкает меня; я смотрю вперёд и назад - и не вижу конца.
- Ещё не наступил час моей последней борьбы - или он только что настаёт? Поистине, с коварной прелестью смотрят на меня кругом море и жизнь!
- О послеполуденное время моей жизни! О счастье, предвестник вечера! О пристань в открытом море! О мир в неизвестности! Как не доверяю я вам всем!
- Поистине, я не доверяю вашей коварной прелести! Я похож на влюблённого, который не доверяет слишком бархатной улыбке.
- Как он, ревнивец, отталкивает от себя возлюбленную, оставаясь нежным даже в своей суровости, - так и я отталкиваю от себя этот блаженный час.
- Прочь от меня, блаженный час! С тобой пришло ко мне блаженство против воли! Готовый к своему самому глубокому страданию, стою я здесь: не вовремя пришёл ты!
- Прочь от меня, блаженный час! Лучше ищи себе пристанища там - у моих детей! Спеши и благослови их ещё до вечера моим счастьем!
- Уже наступает вечер: солнце садится. Удалилось моё счастье! -
- Так говорил Заратустра. И он ждал своего несчастья всю ночь - но ждал напрасно. Ночь оставалась ясной и тихой, и счастье само приближалось к нему всё ближе и ближе. А к утру засмеялся Заратустра в сердце своём и сказал насмешливо: «Счастье бегает за мной. Это потому, что я не бегаю за женщинами. А счастье - женщина».
|
|
|
