Выздоравливающий
1
- Однажды утром, вскоре после возвращения своего в пещеру, вскочил Заратустра с ложа своего, как сумасшедший, стал кричать ужасным голосом, махая руками, как будто кто-то лежал на ложе и не хотел вставать; и так гремел голос Заратустры, что звери его, испуганные, прибежали к нему и из всех нор и щелей, соседних с пещерой Заратустры, все животные разбежались, улетая, уползая и прыгая, - какие кому даны были ноги и крылья. Заратустра же так говорил:
- Вставай, бездонная мысль, выходи из глубины моей! Я петух твой и утренние сумерки твои, заспавшийся червь: вставай! вставай! голос мой разбудит тебя!
- Расторгни узы слуха твоего: слушай! Ибо я хочу слышать тебя! Вставай! Вставай! Здесь достаточно грома, чтобы заставить и могилы прислушиваться!
- Сотри сон, а также всякую близорукость, всякое ослепление с глаз своих! Слушай меня даже глазами своими: голос мой - лекарство даже для слепорождённых.
- И когда ты проснёшься, ты навеки останешься бодрствующей. Не таков я, чтобы, разбудив прабабушек от сна, сказать им - чтобы продолжали они спать![43]
- Ты шевелишься, потягиваешься и хрипишь? Вставай! Вставай! Не хрипеть - говорить должна ты! Заратустра зовёт тебя, безбожник!
- Я, Заратустра, заступник жизни, заступник страдания, заступник круга, - тебя зову я, самую глубокую из мыслей моих!
- Благо мне! Ты идёшь - я слышу тебя! Бездна моя говорит, свою последнюю глубину извлёк я на свет!
- Благо мне! Иди! Дай руку - ха! пусти! Ха, ха - отвращение! отвращение! отвращение! - горе мне!
2
- Но едва Заратустра сказал слова эти, как упал замертво и долго оставался как мёртвый. Придя же в себя, он был бледен, дрожал, продолжал лежать и долго не хотел ни есть, ни пить. Такое состояние длилось у него семь дней; звери его не покидали его ни днём, ни ночью, и только орёл улетал, чтобы принести пищи. И всё, что он находил и что случалось ему отнять силою, складывал он на ложе Заратустры: так что Заратустра лежал наконец среди жёлтых и красных ягод, среди винограда, розовых яблок, благовонных трав и кедровых шишек. У ног же его были простёрты два ягнёнка, которых орёл с трудом отнял у пастухов их.
- Наконец, после семи дней, поднялся Заратустра на своём ложе, взял в руку розовое яблоко, понюхал его и нашёл запах его приятным. Тогда подумали звери его, что настало время заговорить с ним.
- «О Заратустра, - сказали они, - вот уже семь дней, как лежишь ты с закрытыми глазами; не хочешь ли ты наконец снова стать на ноги?
- Выйди из пещеры своей: мир ожидает тебя, как сад. Ветер играет тяжёлым благоуханием, которое просится к тебе; и все ручьи хотели бы бежать вслед за тобой.
- Все вещи тоскуют по тебе, почему ты семь дней оставался один, - выйди из своей пещеры! Все вещи хотят быть твоими врачами!
- Разве новое познание снизошло к тебе, горькое, тяжёлое? Подобно закисшему тесту, лежал ты, твоя душа поднялась и раздулась за свои пределы».
- - О звери мои, - отвечал Заратустра, - продолжайте болтать и позвольте мне слушать вас! Меня освежает ваша болтовня: где болтают, там мир уже простирается предо мною, как сад.
- Как приятно, что есть слова и звуки: не есть ли слова и звуки радуга и призрачные мосты, перекинутые через всё, что разъединено навеки?
- У каждой души особый мир; для каждой души всякая другая душа - потусторонний мир.
- Только между самым сходным призрак бывает всего обманчивее: ибо через наименьшую пропасть труднее всего перекинуть мост.
- Для меня - как существовало бы что-нибудь вне меня? Нет ничего вне нас! Но это забываем мы при всяком звуке; и как отрадно, что мы забываем!
- Имена и звуки не затем ли даны вещам, чтобы человек освежался вещами? Говорить - это прекрасное безумие: говоря, танцует человек над всеми вещами.
- Как приятна всякая речь и всякая ложь звуков! Благодаря звукам танцует наша любовь на пёстрых радугах.
- «О Заратустра, - сказали на это звери, - для тех, кто думает, как мы, все вещи танцуют сами: всё приходит, подаёт друг другу руку, смеётся и убегает - и опять возвращается.
- Всё идёт, всё возвращается; вечно вращается колесо бытия. Всё умирает, всё вновь расцветает, вечно бежит год бытия.
- Всё погибает, всё вновь устрояется; вечно строится тот же дом бытия. Всё разлучается, всё снова друг друга приветствует; вечно остаётся верным себе кольцо бытия.
- В каждый миг начинается бытие; вокруг каждого «здесь» катится «там». Центр всюду. Кривая - путь вечности».
- - О вы, проказники и шарманки! - отвечал Заратустра и снова улыбнулся. - Как хорошо знаете вы, что должно было исполниться в семь дней -
- - и как то чудовище заползло мне в глотку и душило меня! Но я откусил ему голову и отплюнул её далеко от себя.
- А вы - вы уже сделали из этого уличную песенку? А я лежу здесь, ещё не оправившись от этого откусывания и отплёвывания, ещё больной от собственного избавления.
- И вы смотрели на всё это? О звери мои, разве и вы жестоки? Неужели вы хотели смотреть на моё великое страдание, как делают люди? Ибо человек - самое жестокое из всех животных.
- Во время трагедий, боя быков и распятий он до сих пор лучше всего чувствовал себя на земле; и когда он нашёл себе ад, то ад сделался его небом на земле.
- Когда большой человек кричит: мигом подбегает к нему маленький; и язык висит у него изо рта от удовольствия. Но он называет это своим «состраданием».
- Маленький человек, особенно поэт, - с каким жаром обвиняет он жизнь на словах! Слушайте его, но не прослушайте радости во всех жалобах его!
- Это обвинители жизни: их побеждает жизнь в одно мгновение. «Ты любишь меня? - говорит дерзновенная. - Подожди же немного, у меня нет ещё для тебя времени».
- Человек для себя самого самое жестокое животное; и во всём, что зовётся «грешник», «несущий крест» и «кающийся», не прослушайте радости, примешанной к этим жалобам и обвинениям!
- А я сам - не хочу ли я быть обвинителем человека? Ах, звери мои, только одному научился я до сих пор, что человеку нужно его самое злое для его же лучшего,
- - что всё самое злое есть его наилучшая сила и самый твёрдый камень для наивысшего созидателя; и что человек должен становиться лучше и злее:[44]
- Не за то был я пригвождён к древу мучений, что я знаю, что человек зол, - но за то, что я кричал, как никто ещё не кричал:
- «Ах, его самое злое так ничтожно! Ах, его самое лучшее так ничтожно!»
- Великое отвращение к человеку - оно душило меня и заползло мне в глотку; и то, что предсказывал прорицатель: «Всё равно, ничто не вознаграждается, знание душит».
- Долгие сумерки тянулись предо мною, смертельно усталая, пьяная до смерти печаль, которая говорила, зевая во весь рот:
- «Вечно возвращается человек, от которого устал ты, маленький человек» - так зевала печаль моя, потягивалась и не могла заснуть.
- В пещеру превратилась для меня человеческая земля, её грудь ввалилась, всё живущее стало для меня человеческой гнилью, костями и развалинами прошлого.
- Мои вздохи сидели на всех человеческих могилах и не могли встать; мои вздохи и вопросы каркали, давились, грызлись и жаловались день и ночь:
- - «Ах, человек вечно возвращается! Маленький человек вечно возвращается!»
- Нагими видел я некогда обоих, самого большого и самого маленького человека: слишком похожи они друг на друга, - слишком ещё человек даже самый большой человек!
- Слишком мал самый большой! - Это было отвращение моё к человеку! А вечное возвращение даже самого маленького человека! - Это было неприязнью моей ко всякому существованию!
- Ах, отвращение! отвращение! отвращение! - Так говорил Заратустра, вздыхая и дрожа, ибо он вспоминал о своей болезни. Но тут звери его не дали ему продолжать.
- «Перестань говорить, о выздоравливающий! - так отвечали ему звери его. - Уходи отсюда и иди туда, где мир ожидает тебя, подобный саду.
- Иди к розам, к пчёлам и стаям голубей! В особенности же к певчим птицам, чтобы научиться у них петь!
- Ибо пение свойственно выздоравливающим; здоровый же пусть говорит. И если даже здоровый хочет песен, он хочет других песен, чем выздоравливающий».
- - О вы, проказники и шарманки, замолчите же! - отвечал Заратустра и смеялся над речью своих зверей. - Как хорошо знаете вы, какое утешение нашёл я себе в эти семь дней!
- Надо, чтобы снова я пел, - это утешение и это выздоровление нашёл я себе; не хотите ли вы и из этого тотчас сделать уличную песенку?
- - «Перестань говорить, - отвечали ему во второй раз звери его, - лучше, о выздоравливающий, сделай лиру себе, новую лиру!
- Ибо видишь, о Заратустра! Для твоих новых песен нужна новая лира.
- Пой и шуми, о Заратустра, врачуй новыми песнями свою душу: чтобы ты мог нести свою великую судьбу, которая не была ещё судьбою ни одного человека!
- Ибо твои звери хорошо знают, о Заратустра, кто ты и кем должен ты стать; смотри, ты учитель вечного возвращения, - в этом теперь твоё назначение!
- Ты должен первым возвестить это учение, - и как же этой великой судьбе не быть также и твоей величайшей опасностью и болезнью!
- Смотри, мы знаем, чему ты учишь: что все вещи вечно возвращаются и мы сами вместе с ними и что мы уже существовали бесконечное число раз и все вещи вместе с нами.
- Ты учишь, что существует великий год становления, чудовищно великий год: он должен, подобно песочным часам, вечно сызнова поворачиваться, чтобы течь сызнова и опять становиться пустым, -
- - так что все эти годы похожи сами на себя, в большом и малом, - так что и мы сами, в каждый великий год, похожи сами на себя, в большом и малом.
- И если бы ты захотел умереть теперь, о Заратустра, - смотри, мы знаем также, как стал бы ты тогда говорить к самому себе; но звери твои просят тебя не умирать ещё.
- Ты стал бы говорить бестрепетно, вздохнув несколько раз от блаженства: ибо великая тяжесть и уныние были бы сняты с тебя, о самый терпеливый!
- «Теперь я умираю и исчезаю, - сказал бы ты, - и через мгновение я буду ничем. Души так же смертны, как и тела.
- Но связь причинности, в которую вплетён я, опять возвратится, - она опять создаст меня! Я сам принадлежу к причинам вечного возвращения.
- Я снова возвращусь с этим солнцем, с этой землёю, с этим орлом, с этой змеёю - не к новой жизни, не к лучшей жизни, не к жизни, похожей на прежнюю:
- - я буду вечно возвращаться к той же самой жизни, в большом и малом, чтобы снова учить о вечном возвращении всех вещей,
- - чтобы повторять слово о великом полдне земли и человека, чтобы опять возвещать людям о сверхчеловеке.
- Я сказал своё слово, я разбиваюсь о своё слово: так хочет моя вечная судьба,- как провозвестник, погибаю я!
- Час настал, когда умирающий благословляет самого себя. Так - кончается закат Заратустры».
- Сказав это, звери умолкли и ждали, чтобы Заратустра ответил что-нибудь им; но Заратустра не слышал, что они умолкли. Он лежал тихо, с закрытыми глазами, как спящий, хотя и не спал: ибо он разговаривал в это время с своею душой. Змея же и орёл, видя его таким молчаливым, почтили великую тишину вокруг него и удалились осторожно.
|
