О добродетельных
- Громом и небесным огнём надо говорить к сонливым и сонным чувствам.
- Но голос красоты говорит тихо: он вкрадывается только в самые чуткие души.
- Тихо вздрагивал и смеялся сегодня мой гербовый щит: это священный смех и трепет красоты.
- Над вами, вы, добродетельные, смеялась сегодня моя красота. И до меня доносился её голос: «Они хотят ещё - чтобы им заплатили!»
- Вы ещё хотите, чтобы вам заплатили, вы, добродетельные! Хотите получить плату за добродетель, небо за землю, вечность за ваше сегодня?
- И теперь негодуете вы на меня, ибо учу я, что нет воздаятеля? И поистине, я не учу даже, что добродетель сама себе награда.
- Ах, вот моё горе: в основу вещей коварно волгали награду и наказание - и даже в основу ваших душ, вы, добродетельные!
- Но, подобно клыку вепря, должно моё слово бороздить основу вашей души; плугом хочу я называться для вас.
- Всё сокровенное вашей основы должно выйти на свет; и когда вы будете лежать на солнце, взрытые и изломанные, отделится ваша ложь от вашей истины.
- Ибо вот ваша истина: вы слишком чистоплотны для грязи таких слов, как мщение, наказание, награда и возмездие.
- Вы любите вашу добродетель, как мать любит своё дитя; но когда же слыхано было, чтобы мать хотела платы за свою любовь?
- Ваша добродетель - это самое дорогое ваше Само. В вас есть жажда кольца; чтобы снова достичь самого себя, для этого вертится и крутится каждое кольцо.
- И каждое дело вашей добродетели похоже на гаснущую звезду: её свет всегда находится ещё в пути и блуждая - и когда же не будет он больше в пути?
- Так и свет вашей добродетели находится ещё в пути, даже когда дело свершено уже. Пусть оно будет даже забыто и мертво: луч его света жив ещё и блуждает.
- Пусть ваша добродетель будет вашим Само, а не чем-то посторонним, кожей, покровом - вот истина из основы вашей души, вы, добродетельные!
- Но есть, конечно, и такие, для которых добродетель представляется корчей под ударом бича; и вы слишком много наслышались вопля их!
- Есть и другие, называющие добродетелью ленивое состояние своих пороков; и протягивают конечности их ненависть и их зависть, просыпается также их «справедливость» и трёт свои заспанные глаза.
- Есть и такие, которых тянет вниз: их демоны тянут их. Но чем ниже они опускаются, тем ярче горят их глаза и вожделение их к своему Богу.
- Ах, и такой крик достигал ваших ушей, вы, добродетельные: «Что не я, то для меня Бог и добродетель!»
- Есть и такие, что с трудом двигаются и скрипят, как телеги, везущие камни в долину: они говорят много о достоинстве и добродетели - свою узду называют они добродетелью!
- Есть и такие, что подобны часам с ежедневным заводом; они делают свой тик-так и хотят, чтобы тик-так назывался - добродетелью.
- Поистине, они забавляют меня: где бы я ни находил такие часы, я завожу их своей насмешкой; и они должны ещё пошипеть мне!
- Другие гордятся своей горстью справедливости и во имя её совершают преступление против всего - так что мир тонет в их несправедливости.
- Ах, как дурно звучит слово «добродетель» в их устах! И когда они говорят: «Мы правы вместе», всегда это звучит как: «Мы правы в мести!»[12]
- Своею добродетелью хотят они выцарапать глаза своим врагам; и они возносятся только для того, чтобы унизить других.
- Но опять есть и такие, что сидят в своём болоте и так говорят из тростника: «Добродетель - это значит сидеть смирно в болоте.
- Мы никого не кусаем и избегаем тех, кто хочет укусить; и во всём мы держимся мнения, навязанного нам».
- Опять-таки есть и такие, что любят жесты и думают: добродетель - это род жестов.
- Их колени всегда преклоняются, а их руки восхваляют добродетель, но сердце их ничего не знает о ней.
- Но есть и такие, что считают за добродетель сказать: «Добродетель необходима»; но в душе они верят только в необходимость полиции.
- И многие, кто не могут видеть высокого в людях, называют добродетелью, когда слишком близко видят низкое их; так, называют они добродетелью свой дурной глаз.
- Одни хотят поучаться и стать на путь истинный и называют его добродетелью; а другие хотят от всего отказаться - и называют это также добродетелью.
- И таким образом, почти все верят, что участвуют в добродетели; и все хотят по меньшей мере быть знатоками в «добре» и «зле».
- Но не для того пришёл Заратустра, чтобы сказать всем этим лжецам и глупцам: «Что знаете вы
о добродетели! Что могли бы вы знать о ней!» -
- Но чтобы устали вы, друзья мои, от старых слов, которым научились вы от глупцов и лжецов;
- Чтобы устали от слов «награда», «возмездие», «наказание», «месть в справедливости»;
- Чтобы устали говорить: «Такой-то поступок хорош, ибо он бескорыстен».
- Ах, друзья мои! Пусть ваше Само отразится в поступке, как мать отражается в ребёнке, - таково
должно быть ваше слово о добродетели!
- Поистине, я отнял у вас сотню слов и самые дорогие погремушки вашей добродетели; и теперь вы сердитесь на меня, как сердятся дети.
- Они играли у моря - вдруг пришла волна и смыла у них в пучину их игрушку: теперь плачут они.
- Но та же волна должна принести им новые игрушки и рассыпать перед ними новые пёстрые раковины!
- Так будут они утешены; и подобно им, и вы, друзья мои, получите своё утешение - и новые пёстрые раковины!
- Так говорил Заратустра.
О людском отребье
- Жизнь есть родник радости; но всюду, где пьёт отребье, все родники бывают отравлены.
- Всё чистое люблю я; но я не могу видеть морд с оскаленными зубами и жажду нечистых.
- Они бросали свой взор в глубь родника; и вот мне светится из родника их мерзкая улыбка.
- Священную воду отравили они своею похотью; и когда они свои грязные сны называли радостью, отравляли они ещё и слова.
- Негодует пламя, когда они свои отсыревшие сердца кладут на огонь; сам дух кипит и дымится, когда отребье приближается к огню.
- Приторным и гнилым становится плод в их руках: взор их подтачивает корень и делает сухим валежником плодовое дерево.
- И многие, кто отвернулись от жизни, отвернулись только от отребья: они не хотели делить с отребьем ни источника, ни пламени, ни плода.
- И многие, кто уходили в пустыню и вместе с хищными зверями терпели жажду, не хотели только сидеть у водоёма вместе с грязными погонщиками верблюдов.
- И многие приходившие опустошением и градом на все хлебные поля хотели только просунуть свою ногу в пасть отребья и таким образом заткнуть ему глотку.
- И знать, что для самой жизни нужны вражда и смерть и кресты мучеников, - это не есть ещё тот кусок, которым давился я больше всего:
- Но некогда я спрашивал и почти давился своим вопросом: как? неужели для жизни нужно отребье?
- Нужны отравленные источники, зловонные огни, грязные сны и черви в хлебе жизни?
- Не моя ненависть, а моё отвращение пожирало жадно мою жизнь! Ах, я часто утомлялся умом, когда я даже отребье находил остроумным!
- И от господствующих отвернулся я, когда увидел, что они теперь называют господством: барышничать и торговаться из-за власти - с отребьем!
- Среди народов жил я, иноязычный, заткнув уши, чтобы их язык барышничества и их торговля из-за власти оставались мне чуждыми.
- И, зажав нос, шёл я, негодующий, через все вчера и сегодня: поистине, дурно пахнут пишущим отребьем все вчера и сегодня!
- Как калека, ставший глухим, слепым и немым, так жил я долго, чтобы не жить вместе с властвующим, пишущим и веселящимся отребьем.
- С трудом, осторожно поднимался мои дух по лестнице; крохи радости были усладой ему; опираясь на посох, текла жизнь для слепца.
- Что же случилось со мной? Как избавился я от отвращения? Кто омолодил мой взор? Как вознёсся я на высоту, где отребье не сидит уже у источника?
- Разве не само моё отвращение создало мне крылья и силы, угадавшие источник? Поистине, я должен был взлететь на самую высь, чтобы вновь обрести родник радости!
- О, я нашёл его, братья мои! Здесь, на самой выси, бьёт для меня родник радости! И существует же жизнь, от которой не пьёт отребье вместе со мной!
- Слишком стремительно течёшь ты для меня, источник радости! И часто опустошаешь ты кубок, желая наполнить его!
- И мне надо ещё научиться более скромно приближаться к тебе: ещё слишком стремительно бьётся моё сердце навстречу тебе:
- Моё сердце, где горит моё лето, короткое, знойное, грустное и чрезмерно блаженное, - как жаждет моё лето-сердце твоей прохлады!
- Миновала медлительная печаль моей весны! Миновала злоба моих снежных хлопьев в июне! Летом сделался я всецело, и полуднем лета!
- Летом в самой выси, с холодными источниками и блаженной тишиной - о, придите, друзья мои, чтобы тишина стала ещё блаженней!
- Ибо это - наша высь и наша родина: слишком высоко и круто живём мы здесь для всех нечистых и для жажды их.
- Бросьте же, друзья, свой чистый взор в родник моей радости! Разве помутится он? Он улыбнётся в ответ вам своей чистотою.
- На дереве будущего вьём мы своё гнездо; орлы должны в своих клювах приносить пищу нам, одиноким![13]
- Поистине, не ту пищу, которую могли бы вкушать и нечистые! Им казалось бы, что они пожирают огонь, и они обожгли бы себе глотки!
- Поистине, мы не готовим здесь жилища для нечистых! Ледяной пещерой было бы наше счастье для тела и духа их.
- И, подобно могучим ветрам, хотим мы жить над ними, соседи орлам, соседи снегу, соседи солнцу - так живут могучие ветры.
- И, подобно ветру, хочу я когда-нибудь ещё подуть среди них и своим духом отнять дыхание у духа их - так хочет моё будущее.
- Поистине, могучий ветер Заратустра для всех низин; и такой совет даёт он своим врагам и всем, кто плюёт и харкает: «Остерегайтесь харкать против ветра!»
- Так говорил Заратустра.
|
