О человеческой мудрости
- Не высота: склон есть нечто ужасное!
- Склон, где взор стремительно падает вниз, а рука тянется вверх. Тогда трепещет сердце от двойного желания своего.
- Ах, друзья, угадываете ли вы и двойную волю моего сердца?
- В том склон для меня и опасность, что взор мой устремляется в высоту, а рука моя хотела бы держаться и опираться - на глубину!
- За человека цепляется воля моя, цепями связываю я себя с человеком, ибо влечёт меня ввысь, к сверхчеловеку: ибо к нему стремится другая воля моя.
- И потому живу я слепым среди людей; как будто не знаю я их, чтобы моя рука не утратила совсем своей веры в нечто твёрдое.
- Я не знаю вас, люди: эта тьма и это утешение часто окружают меня.
- Я сижу у проезжих ворот, доступный для каждого плута, и спрашиваю: кто хочет меня обмануть?
- Моя первая человеческая мудрость в том, что я позволяю себя обманывать, чтобы не быть настороже от обманщиков.
- Ах, если бы я был настороже от человека, - как бы мог человек быть тогда якорем для воздушного шара моего! Слишком легко оторвался бы я, увлекаемый вверх и вдаль!
- Таково уж провидение над моею судьбой, что без предвидения должен я быть.
- И кто среди людей не хочет умереть от жажды, должен научиться пить из всех стаканов; и кто среди людей хочет остаться чистым, должен уметь мыться и грязной водой.
- И часто так говорил я себе в утешение: «Ну, подымайся, старое сердце! Несчастье не удалось тебе: наслаждайся этим - как своим счастьем!»
- Моя вторая человеческая мудрость в том, что больше щажу я тщеславных, чем гордых.
- Не есть ли оскорблённое тщеславие мать всех трагедий? Но где оскорблена гордость, там вырастает ещё нечто лучшее, чем гордость.
- Чтобы приятно было смотреть на жизнь, надо, чтобы её игра хорошо была сыграна, - но для этого нужны хорошие актёры.
- Хорошими актёрами находил я всех тщеславных: они играют и хотят, чтобы все смотрели на них с удовольствием, - весь дух их в этом желании.
- Они исполняют себя, они выдумывают себя; вблизи их люблю я смотреть на жизнь - это исцеляет от тоски.
- Потому и щажу я тщеславных, что они врачи моей тоски и привязывают меня к человеку, как к зрелищу.
- И потом: кто измерит в тщеславном всю глубину его скромности! Я люблю его, и мне его жаль из-за его скромности.
- У вас хочет он научиться своей вере в себя; он питается вашими взглядами, он ест хвалу из ваших рук.
- Даже вашей лжи верит он, если вы лжёте во хвалу ему, - ибо в глубине вздыхает его сердце: «Что я такое!»
- И если истинная добродетель та, что не знает о себе самой, - то и тщеславный не знает о своей скромности!
- Моя третья человеческая мудрость в том, что ваша боязливость не делает для меня противным вид злых людей.
- Я счастлив при виде чудес, порождаемых знойным солнцем: при виде тигра, пальм и гремучих змей.
- Так и среди людей есть прекрасный приплод знойного солнца, и у злых есть много чудесного.
- И как мудрейшие среди вас не казались мне такими уж мудрыми, так нашёл я и злобу людей в молве о ней.
- И часто спрашивал я, качая головой: к чему ещё гремите вы, гремучие змеи?
- Поистине, даже для зла есть ещё будущее! И самый знойный юг не открыт ещё для человека.
- Сколь многое называют теперь худшей злобою, что имеет всего двенадцать футов в ширину и три месяца в длину![29] Но некогда придут в мир гораздо большие драконы.
- Чтобы сверхчеловек не был лишён своего дракона, сверх-дракона, достойного его, - надо, чтобы знойное солнце долго ещё пылало над влажным девственным лесом!
- Из ваших диких кошек должны вырасти сперва тигры, из ваших ядовитых жаб - крокодилы: ибо у доброго охотника должна быть и добрая охота!
- И поистине, вы, добрые и праведные! В вас есть много смешного и особенно ваш страх перед тем, что до сих пор называли «дьяволом»!
- Так чужда ваша душа всего великого, что вам сверхчеловек был бы страшен в своей доброте!
- И вы, мудрые и знающие, вы бежали бы от солнечного зноя той мудрости, в которой сверхчеловек купает с радостью свою наготу.
- Вы, высшие люди, каких встречал мой взор! в том сомнение моё в вас и тайный смех мой: я угадываю, вы бы назвали моего сверхчеловека - дьяволом!
- Ах, устал я от этих высших и лучших: с «высоты» их потянуло меня выше, дальше от них, к сверхчеловеку!
- Ужас напал на меня, когда увидел я нагими этих лучших людей; тогда выросли у меня крылья, чтобы унестись в далёкое будущее.
- В далёкое будущее, в более южные страны, о каких не мечтал ещё ни один художник: туда, где боги стыдятся всяких одежд!
- Но переодетыми хочу видеть я вас, о братья и ближние мои, и наряженными, тщеславными и гордыми, в качестве «добрых и праведных».
- И переодетым хочу я сам сидеть среди вас - чтобы не узнавать вас и себя: в этом моя последняя человеческая мудрость.
- Так говорил Заратустра.
|