О целомудрии
- Я люблю лес. В городах трудно жить: там слишком много похотливых людей.
- Не лучше ли попасть в руки убийцы, чем в мечты похотливой женщины?
- И посмотрите на этих мужчин: их глаза говорят - они не знают ничего лучшего на земле, как лежать с женщиной.
- Грязь на дне их души; и горе, если у грязи их есть ещё дух!
- О, если бы вы совершенны были, по крайней мере как звери! Но зверям принадлежит невинность.
- Разве я советую вам убивать свои чувства? Я советую вам невинность чувств.
- Разве целомудрие я советую вам? У иных целомудрие есть добродетель, но у многих почти что порок.
- Они, быть может, воздерживаются - но сука-чувственность проглядывает с завистью во всём, что они делают.
- Даже до высот их добродетели и вплоть до сурового духа их следует за ними это животное и его смута.
- И как ловко умеет сука-чувственность молить о куске духа, когда ей отказывают в куске тела!
- Вы любите трагедии и всё, что раздирает сердце? Но я отношусь недоверчиво к вашей суке.
- У вас слишком жестокие глаза, и вы похотливо смотрите на страдающих. Не переоделось ли только ваше сладострастие и теперь называется состраданием!
- И это знамение даю я вам: многие желавшие изгнать своего дьявола сами вошли при этом в свиней.[5]
- Кому тягостно целомудрие, тому надо его отсоветовать: чтобы не сделалось оно путём в преисподнюю, т. е. грязью и похотью души.
- Разве я говорю о грязных вещах? По-моему, это не есть ещё худшее.
- Познающий не любит погружаться в воду истины не тогда, когда она грязна, но когда она мелкая.
- Поистине, есть целомудренные до глубины души: они более кротки сердцем, они смеются охотнее и больше, чем вы.
- Они смеются также и над целомудрием и спрашивают: «Что такое целомудрие?
- Целомудрие не есть ли безумие? Но это безумие пришло к нам, а не мы к нему.
- Мы предложили этому гостю приют и сердце: теперь он живёт у нас - пусть остаётся, сколько хочет!»
- Так говорил Заратустра.
О друге
- «Всегда быть одному слишком много для меня» - так думает отшельник. «Всегда один и один - это даёт со временем двух».
- Я и меня всегда слишком усердствуют в разговоре; как вынести это, если бы не было друга?
- Всегда для отшельника друг является третьим: третий - это пробка, мешающая разговору двух опуститься в бездонную глубь.
- Ах, существует слишком много бездонных глубин для всех отшельников! Поэтому так страстно жаждут они друга и высоты его.
- Наша вера в других выдаёт, где мы охотно хотели бы верить в самих себя. Наша тоска по другу является нашим предателем.
- И часто с помощью любви хотят лишь перескочить через зависть. Часто нападают и создают себе врагов, чтобы скрыть, что и на тебя могут напасть.
- «Будь хотя бы моим врагом!» - так говорит истинное почитание, которое не осмеливается просить о дружбе.
- Если ты хочешь иметь друга, ты должен вести войну за него; а чтобы вести войну, надо уметь быть врагом.
- Ты должен в своём друге уважать ещё врага. Разве ты можешь близко подойти к своему другу и не перейти к нему?
- В своём друге ты должен иметь своего лучшего врага. Ты должен быть к нему ближе всего сердцем, когда ты противишься ему.
- Ты не хочешь перед другом своим носить одежды? Для твоего друга должно быть честью, что ты даёшь ему себя, каков ты есть? Но он за это посылает тебя к чёрту!
- Кто не скрывает себя, возмущает этим других: так много имеете вы оснований бояться наготы! Да, если бы вы были богами, вы могли бы стыдиться своих одежд!
- Ты не можешь для своего друга достаточно хорошо нарядиться: ибо ты должен быть для него стрелою и тоскою по сверхчеловеку.
- Видел ли ты своего друга спящим, чтобы знать, как он выглядит? Что такое лицо твоего друга? Оно - твоё собственное лицо на грубом, несовершенном зеркале.
- Видел ли ты своего друга спящим? Испугался ли ты, что так выглядит твой друг? О мой друг, человек есть нечто, что должно превзойти.
- Мастером в угадывании и молчании должен быть друг: не всего следует тебе домогаться взглядом. Твой сон должен выдать тебе, что делает твой друг, когда бодрствует.
- Пусть будет твоё сострадание угадыванием: ты должен сперва узнать, хочет ли твой друг сострадания. Быть может, он любит в тебе несокрушённый взор и взгляд вечности.
- Пусть будет сострадание к другу сокрыто под твёрдой корой, на ней должен ты изгрызть себе зубы. Тогда оно будет иметь свою тонкость и сладость.
- Являешься ли ты чистым воздухом, и одиночеством, и хлебом, и лекарством для своего друга? Иной не может избавиться от своих собственных цепей, но является избавителем для друга.
- Не раб ли ты? Тогда ты не можешь быть другом. Не тиран ли ты? Тогда ты не можешь иметь друзей.
- Слишком долго в женщине были скрыты раб и тиран. Поэтому женщина не способна ещё к дружбе: она знает только любовь.
- В любви женщины есть несправедливость и слепота ко всему, чего она не любит. Но и в знаемой любви женщины есть всегда ещё внезапность, и молния, и ночь рядом со светом.
- Ещё не способна женщина к дружбе: женщины всё ещё кошки и птицы. Или, в лучшем случае, коровы.
- Ещё не способна женщина к дружбе. Но скажите мне вы, мужчины, кто же среди вас способен к дружбе?
- О мужчины, ваша бедность и ваша скупость души! Сколько даёте вы другу, столько даю я даже своему врагу и не становлюсь от того беднее.
- Существует товарищество; пусть будет и дружба!
- Так говорил Заратустра.
О тысяче и одной цели
- Много стран видел Заратустра и много народов - так открыл он добро и зло многих народов. Большей власти не нашёл Заратустра на земле, чем добро и зло.
- Ни один народ не мог бы жить, не сделав сперва оценки: если хочет он сохранить себя, он не должен оценивать так, как оценивает сосед.
- Многое, что у одного народа называлось добром, у другого называлось глумлением и позором - так нашёл я. Многое, что нашёл я, здесь называлось злом, а там украшалось пурпурной мантией почести.
- Никогда один сосед не понимал другого: всегда удивлялась душа его безумству и злобе соседа.
- Скрижаль добра висит над каждым народом. Взгляни, это скрижаль преодолений его; взгляни, это голос воли его к власти.
- Похвально то, что кажется ему трудным; всё неизбежное и трудное называет он добром; а то, что ещё освобождает от величайшей нужды, - редкое и самое трудное - зовёт он священным.
- Всё способствующее тому, что он господствует, побеждает и блестит на страх и зависть своему соседу, - всё это означает для него высоту, начало, мерило и смысл всех вещей.
- Поистине, брат мой, если узнал ты потребность народа, и страну, и небо, и соседа его, ты, несомненно, угадал и закон его преодолении, и почему он восходит по этой лестнице к своей надежде.
- «Всегда ты должен быть первым и стоять впереди других; никого не должна любить твоя ревнивая душа, кроме друга» - слова эти заставляли дрожать душу грека; и шёл он своей стезёю величия.
- «Говорить правду и хорошо владеть луком и стрелою» казалось в одно и то же время и мило и тяжело тому народу, от которого идёт имя моё, - имя, которое для меня в одно и то же время и мило и тяжело.
- «Чтить отца и матерь и до глубины души служить воле их» - эту скрижаль преодоления навесил на себя другой народ и стал чрез это могучим и вечным.
- «Соблюдать верность и ради верности полагать честь и кровь даже на дурные и опасные дела» - так поучаясь, преодолевал себя другой народ, и, так преодолевая себя, стал он чреват великими надеждами.[6]
- Поистине, люди дали себе всё добро и всё зло своё. Поистине, они не заимствовали и не находили его, оно не упало к ним, как глас с небес.
- Человек сперва вкладывал ценности в вещи, чтобы сохранить себя, - он создал сперва смысл вещам, человеческий смысл! Поэтому называет он себя «человеком», т. е. оценивающим.[7]
- Оценивать - значит созидать: слушайте, вы, созидающие! Оценивать - это драгоценность и жемчужина всех оцененных вещей.
- Через оценку впервые является ценность; и без оценки был бы пуст орех бытия. Слушайте, вы, созидающие!
- Перемена ценностей - это перемена созидающих. Постоянно уничтожает тот, кто должен быть созидателем.
- Созидающими были сперва народы и лишь позднее отдельные личности; поистине, сама отдельная личность есть ещё самое юное из творений.
- Народы некогда наносили на себя скрижаль добра. Любовь, желающая господствовать, и любовь, желающая повиноваться, вместе создали себе эти скрижали.
- Тяга к стаду старше происхождением, чем тяга к Я; и покуда чистая совесть именуется стадом, лишь нечистая совесть говорит: Я.
- Поистине, лукавое Я, лишённое любви, ищущее своей пользы в пользе многих, - это не начало стада, а гибель его.
- Любящие были всегда и созидающими, они создали добро и зло. Огонь любви и огонь гнева горит на именах всех добродетелей.
- Много стран видел Заратустра и много народов; большей власти не нашёл Заратустра на земле, чем дела любящих: «добро» и «зло» - имя их.
- Поистине, чудовищем является власть этих похвал и этой хулы. Скажите, братья, кто победит его мне? Скажите, кто набросит этому зверю цепь на тысячу голов?
- Тысяча целей существовала до сих пор, ибо существовала тысяча народов. Недостает ещё только цепи для тысячи голов, недостаёт единой цели. Ещё у человечества нет цели.
- Но скажите же мне, братья мои: если человечеству недостаёт ещё цели, то, быть может, недостает ещё и его самого?
- Так говорил Заратустра.
|
